саркастически заметить:
– Забаррикадировались. От кого? От законопослушных граждан или от тех, с кем по чину положено сражаться в чистом поле и лицом к лицу?
Тамошний мужик скривился. Скорее всего, подумал Фомин, его юмор здесь не понят.
– Поговори мне, а то ведь… – презрительно сказал мужик и сплюнул под ноги.
– А что, интересно?..
В этот момент за спиной услышал командирский бас:
– В чем дело?!
Фомин обернулся: там стоял офицер полиции с одутловатым лицом, с синюшными мешками под глазами и откровенно выпирающим из-под полушубка брюшком.
– Да вот…
Хотел объяснить ситуацию, но тот не дал. На его обвислых щека появилась благожелательная улыбка, и он воскликнул:
– Ба, товарищ подполковник?! Каким ветром к нам занесло?
Фомин пожал плечами.
– Попутным… С востока же дует.
Офицер рассмеялся.
– Ха-ха-ха! Не изменились совсем… По-прежнему шутите.
– Ну, какие тут шутки? Вы – на западе, а я прибыл с востока.
Офицер согнал с лица улыбку.
– Хорошо-хорошо… Так в чем дело? У вас какие-то проблемы?
Фомин растерянно развел руками.
– Собственно, нет никаких проблем… Пришел, хотел, как обычный клиент, пообщаться с вашим человеком, а он… Стал грубить… И, знаете, прозвучало что-то, смахивающее даже на угрозу.
– Вот даже как? Он угрожает? Сейчас посмотрим. – Офицер буквально зарычал. – Лейтенант, сюда!
И пары секунд не прошло, как тот самый мужик, бледный и трепещущий как осиновый лист на слабом ветру, стоял перед разгневанным офицером, который буровил того ледяным взглядом. Фомин понял, что грозный командир откуда-то его, Фомина, знает, а весь гнев напускной, притворный: кто-кто, а Фомин на службе повидал подобного сорта офицеров и видел без всякого рентгена их насквозь. К тому же порядки, при которых всякий переступающий порог полиции изначально нелюдь, заведены не лейтенантом, а людьми куда выше его по чину, а потому грубость и хамство издавна укоренены, стали общим местом. Идут годы и десятилетия, а нравы не меняются. Эти нравы, похоже, всем нравятся и мало кто на подобное отношение реагирует. Фомин помнит рожденный афоризм еще в разгар строительства развитого социализма, который звучал: ты начальник – я дурак; я начальник – ты дурак. Особенно подобное укоренилось и расцвело буйным цветом в силовых структурах, особенно в органах внутренних дел, что особенно огорчало и огорчает Фомина.
Командир, статус которого Фомину пока не ясен, с рычания перешел почти на шепот.
– Ты такой крутой, да?.. Кому угрожаешь?.. Собрату по службе угрожаешь?.. Встретил бы ты, мозгляк, этого подполковника лет двадцать назад, то имел бы такой вид, что мать родная тебя не узнала бы.
Фомин ухмыльнулся.
– Но я и сейчас еще ничего… Могу, если понадобится поучить борзого идиота. Конечно, весовая
