обстоятельствах. Да, обычно особисты из НКВД отбирали паспорта добровольцев, используя их в своих секретных операциях неведомо где и как, но правительство республики тут же выдавало новые. У немца же не оказалось даже военного билета. Арндт вышел на позиции отряда Бругейры так, словно совершал прогулку по тенистым улочкам Барселоны и только сейчас столкнулся с войной. Хотя, надо отдать Айгнеру должное, карабином он владел безупречно. Стрелял метко, легко выпуская до пятнадцати пуль за минуту. Сам старшина объяснял это бурной молодостью – ему довелось сражаться еще в конце двадцатых с нацистами в Баварии и Руре, с той поры сноровка нисколько не увяла. Правда, у Бругейры сложилось прямо противоположное мнение – он прекрасно видел схожесть подготовки бойцов вермахта, в последние несколько месяцев едва не тренировавшихся на отстреле республиканцев, и работу в бою самого Айгнера. И хотя Арндт с явным безразличием к форме стрелял в фалангистов Испании и солдат Германии, никого не выделяя, как это порой случалось с интернационалистами из Италии, когда тем, во время наступления на Теруэль, пришлось столкнуться с моральным выбором – стрелять в своих, хоть и классовых врагов, – все одно, червячок подозрения капитана не отпускал. А они подозрения эти, довольно заразны. Неудивительно, что Айгнер, все время пребывания в отряде оставался сам по себе. Вроде и свой, и чужой. Он и прибыл в Испанию не через коминтерновцев Марти или Тольятти, а записался добровольцем в Лондоне. Будучи коммунистом, всячески открещивался от общения с комиссарами – как местными, так и советскими, никак не объясняя своего поведения. И владел испанским, будто родным, что уж никак не походило на прочих интернационалистов. Впрочем, он ведь сражался в одиннадцатой бригаде, а там иностранцы большая редкость. Бругейре этот факт добавлял настороженности.
Сомнения, одни сомнения. Сейчас Айгнеру доверили пулемет и ленты патронов, он согнулся под тяжестью свинца и железа, но упорно тащил «максим» за собой, перебираясь через завалы, не прося помощи, стиснув зубы. Остальные, нагруженные винтовками и карабинами, шли впереди, вяло переговариваясь, и почти не оглядываясь на отстающего на несколько шагов немца.
Первыми двигались сам командир и старшина Рафаэль Тарда-и-Роура, просто Рафа: на войне товарищи обходятся без церемоний. Он старательно поглядывал на карту тоннелей, пытаясь определить, куда им двигаться, но не слишком успешно читая переплетения тоннелей. Коренной каталонец, наездами бывавший в Барселоне, не мог похвастаться хоть какими знаниями о подземных галереях, однако, слишком часто не соглашался и спорил с Бругейрой. Но имел на это право, он появился в отряде вместе с Нандо, и хоть и до сей поры оставался в вечном недовольстве капитаном, но непочтение выражал в крайних случаях и по делу. Человек вспыльчивый, упрямый, если не упертый, удивительно, как он остался в отряде
