из энергий, и – велеть, сильно раскрутить, потом – бац и стрелами по секторам вовне, чтоб исполнилось…
– Я тебе дам «бац и стрелами», – пригрозил Дед. – Не вздумай попробовать.
– Не буду. Меня там в этой новой школе этому научат?
– Не сразу. Сначала мозги надо на место поставить. И есть риск, что, когда ты все вспомнишь, начнется …опасная свистопляска.
– А как-нибудь можно сделать… Чтоб я ничего не вспомнил?
– Только не с тобой. Уже дважды… – Ние осекся. – Ох. Слушай, кусок космоса, просто живи, расти и учись. И будь честным. Тогда все будет хорошо.
– Значит, пока я ничего не помню… То в безопасности?
– Никто не в безопасности. Никто. И не надо, Юмушка, испытывать судьбу. Давай думать о школе. Там будет все, как ты захочешь, – сказал Дед. – Только и тяжелее, конечно, чем в маленькой школе, куда я тебя запрятал, пока ты не поправишься. Гораздо тяжелее. Учиться надо по-настоящему.
– А где эта школа? – подозрительно спросил Юм. – Что-то мне кажется, что мы уже довольно давно летим в сторону Айра. Вот кажется, и все.
– Навигатор, – усмехнулся Дед. – Правильно тебе кажется.
– «Венок»? – уточнил Юм, скрывая дрожь.
– «Венок», – кивнул Дед.
Юм уставился на Деда, потом на Ние, но ни тот, ни другой не собирались ему ничего отвечать. Улыбались только. Может, все еще будет хорошо, если ничего не вспоминать? Ведь сейчас-то – хорошо? И это такое страшное и любимое, такое родное слово «навигатор»…Юм почесал бровь – Дед и Ние почему-то переглянулись – и попросил:
– Учиться… Да. Давайте уж тогда скорее. Трудно жить наугад. Я всему научусь, чтобы все понимать и вести себя правильно… Сделать что-то полезное, из-за чего вы со мной так возитесь.
– Из-за чего, чучело? – рассердился Ние. – А сам по себе ты разве ничего не значишь? И просто так тебя любить нельзя?
– И ты просто так всем подряд косички плетешь, – буркнул Юм. – И на руках таскаешь. Ага.
Дед усмехнулся.
Юм, подумав, тоже. И сказал:
– Вы всегда недоговариваете, мол, я должен сам вспоминать. Я-то вспомню… А если не успею до того, как это будет нужно? Я боюсь чего-то. Какой-нибудь ужасной внезапности. А вдруг зачем-нибудь станет нужно то, что я могу, когда я космос? Я и так уже всегда виноват и всего боюсь. И сам себя боюсь. И тем больше, чем больше вижу, что боитесь вы. Потому и не говорите мне ничего сами. В том числе даже самого простого: вот кем Ние для меня является, к примеру.
Ние за подбородок поднял лицо Юма, посмотрел в глаза:
– Сердишься на нас?
– Нет, – свел брови Юм. – Может, я виноват, что нельзя говорить.
– Нет. Не виноват. Ние! Скажи ему. Сам скажи, сейчас.
– Но разве можно…
– Да я догадался, – хмуро сказал Юм и отодвинулся от Ние. –
