Татьяна сглотнула воздух и выпрямив грудь о готовясь к обороне бросила на собеседницу вызывающий взгляд.
– Значит вы не верите в гороскопы. Вы из тех умников, которые берут судьбу в свои руки, а не ожидают от звезд расположения. Значит вы целенаправленно шли именно к такой жизни какая у вас сейчас. Много же вам пришлось потрудиться, чтобы добиться таких результатов. А то как же? Спиться под забором и умереть в холодную ноябрьскую ночь на мосту. Что ж, на это пожалуй вы потратили все ваши усилия. В тот день одежда с вас слезала вместе с кожей. Да уж… много вам пришлось постараться довести себя до этого. Это ж надо как вы держались все это время, стойко. Ведь не мыться и мочиться под себя это ж тоже нужно иметь терпение и настрой!
Татьяна выкрикивала отдельные фразы, придавая им ярко раскрашенный циничный акцент. В каждом ее слове ощущалось ее сильное желание как можно сильнее кольнуть пациентку. Но на лице Астрид не вздрогнул ни один мускул. Она даже с каким-то упоением слушала громкую тираду молоденькой девушки. Все то время пока Татьяна, с раскрасневшимися щеками, словно комок грязи кидала ей в лицо каждое слово, Астрид преспокойно сидела напротив и смотрела ей прямо в глаза. И если бы в этот момент кто-то третий наблюдал бы за этой ситуацией со стороны, то непременно бы отметил, что худая и жалкая бомжиха вдруг неожиданно возвысилась в своем обладании и выглядела более чем достойно взрослой умной женщине, в то время как Татьяна в белом облачении сестры милосердия вдруг приняла образ мелкой дворовой собаки. Когда же последнее слово со звоном вылетело с разгоряченный уст, и ударяясь о пустые стены узкого коридора, последним вторением эха затихло в конце отделения, Татьяна вдруг приосанилась. С ней такое бывало часто. Она под накалом эмоций, не имея ни малейшего желания себя сдерживать, начинала выкрикивать, браниться и огрызаться, при этом закрывая полностью глаза на то кто перед ней стоит: ее родители ли, профессор по философии, или же просто взрослый человек. В случае если она зла, то она не могла себя сдерживать и уж тем более контролировать. Она открывала рот и просто говорила все что сейчас в ней бушевало. Высказав все, она в следующую секунду же понимала, что наговорила много лишнего. Но при этом сожаление и стыд ее не особо мучили. Она даже могла сказать себе с полным осознанием: «Нужно остановиться на этом, а то могу наговорить гадостей». Как и в этом случае она остановила себя именно так. И заметив что Астрид ни сколько не тронули ее слова, она была еще более оскорблена. Астрид же слегка усмехнувшись, медленно поднялась со стула, расправила полы своего огромного халата и медленно, почти даже дружелюбно сказала:
– Смотри-ка, время обеда подошло. Пойду. А то ведь мне подачки не носят.
Глава 3
Через месяц после этих событий Астрид преспокойно сидела на сырой лавочке и смотрела на облысевшую
