зайдем в магазин игрушек, а она осмотрится, помотает головой по сторонам и ничего не хочет. Зато дома сидела и из спичек домики строила. Часами могла сидеть и складывать спичку на спичку. Мы с мужем ее баловали. А когда ей шесть лет исполнилось, муж начал в казино засиживаться. Сначала за компанию, потом совсем как спятил. Начались разборки, ссоры, слезы. Я так в свою обиду была погружена, что про дочь свою совсем забыла. А она у меня такая самостоятельная была. Все время мне помочь хотела. Бывало сядет рядом и по голове меня гладит. Еще даже слов утешения не знала, как могла так и поддерживала. Как-то муж снова ночевать домой не пришел. Тогда я уже знала где его искать. Время было уже позднее. В комнату зашла, а Анечка спала уже. Взяла такси и поехала я в то дурацкое заведение. Мужа моего уже там не было. Сказали, что ушел полчаса назад. Ну я и поехала обратно. В общей сложности часа три меня не было дома. Когда в двенадцатом часу на лифте домой поднималась, то сердце как-то защемило. Даже дыхание будто приостановилось. Я поспешила дверь открыть. Зашла в дом. Все вроде тихо. «Спит моя малышка» – подумала я. Зашла к ней в комнату, а кровать пустая. Меня жаром так и обдало. Стала осматривать комнату. Под кроватью. Потом в зале, потом зашла в ванную. И как только зашла, так сразу же увидела ее желтенькие кудряшки на полу у ванной. Бросилась к ней. Поднимаю ее. А нее рот весь коричневый. Не пойму то ли кровь, то ли краска. А потом смотрю на полу лежит рассыпанная пачка марганцовки. Я тогда сразу припомнила как она однажды, увидев кристаллы марганцовки, когда я разводила ее в воде, очень уж меня расспрашивала, что эта за малиновая жидкость такая? Уж очень напоминал ей вишневый сироп. С перепугу я даже не сразу опомнилась. Трясти ее начала. А она не дышит. Лежит у меня в руках. Не шевелится… скорая подъехала. Потом даже не помню как там и что было. Девочки моей не стало. С мужем мы расстались. Уехал куда-то. Даже потом не узнавала. Я его во всем винила. Потом себя. Одна осталась, старалась держаться…
Астрид замолчала. Глаза ее были сухими и безжизненными. Словно иссякла в ней вся материнская скорбь, высушив навсегда ее глаза, забрав в ней все человеческие чувства, сделав ее будто немного помешанной. Она молчала. И не было в ее лице ни сожаления, ни боли, не стыда. Но с другой стороны вся ее сущность, ее тело, ее голос, и даже то как она сидела, все это было как воплощением огромной глубокой неисчерпаемой скорби.
– Ну а потом… – безразлично продолжила она – потом, как и полагается по сюжету. Три года таблетки принимала успокаивающие. Потом стала по барам шататься. То с одним ночь, то с другим. Меня после развода так понесло, что я остановиться не могла. Одержимость какая-то. Еду в трамвае, а напротив мужчина сидит. Смотрю на его руки и моментально их на себе представляю. Наверное каждый ищет утешение в чем-то. Кто-то в алкоголе, а кто-то в наркотиках, а я вот в мужчинах. Сначала просто любви хотелось, тепла, заботы. А потом просто как животному хотелось только сношения. Искала сама. Спала без разбору с каждым и с малым и с большим, и с молодым и со старым.
