«Ну, а что будет?» Однажды я был сурово наказан. Разучивая новое дыхательное упражнение (нарочно не говорю какое), я прочитал, что его нельзя делать сразу после другого. Это мне показалось ерундой. Я поступил точно так, как было запрещено.
Сначала я обнаружил просветление в голове и легкость в теле. Ощущение безграничных возможностей ума было столь велико, что показалось: я мог бы сейчас решить любые нерешаемые теоремы, если бы был математиком, или подправить Ньютона с Эйнштейном, будь я физиком. Надоело, что с ними все так носятся. Вдобавок невесомость тела породила чувство: если я сейчас взмахну руками, то вспорхну и улечу, как воробьи за окном.
Ни того, ни другого я сделать не успел: я начал падать. Я стоял посреди своего кабинета и заметил, что клонюсь вперед. Любой человек в подобной ситуации автоматически отбрасывает туловище назад. Я хотел выпрямиться – но тело меня не слушалось. Я продолжал падать. Время словно растягивалось: падал я не спеша, как на замедленной пленке.
Каждый знает по опыту: если падаешь вперед, нужно выставить перед собою руки. Однако и руки не шелохнулись. Тело перестало подчиняться голове. Прямо передо мной темнел журнальный столик. Я видел, что падаю лицом на столешницу, но избежать падения не мог.
Лбом я ударился о край стола, не ощутил боли, свалился на пол, но способность управлять руками и ногами не вернулась.
Услышав грохот, из дальней комнаты (они у нас были расположены анфиладой) прибежал сын, тогда еще школьник. Он увидел меня на полу с большой красной полосой вдоль лба и в испуге громко крикнул: «Папа, что с тобой?» От звука его голоса во мне что-то соединилось. Я почувствовал, что могу двигаться, и поднялся.
Позднее я прочел самиздатовскую работу о секретных исследованиях наших спецслужб. Их интересовали сверхвозможности человека, которые открывались с помощью йоговских упражнений. По поводу двух или трех методик в книге было сказано: «Неправильное выполнение этого упражнения ведет к смерти ученика».
Лечение отца
Первым моим пациентом стал отец, Николай Иосифович. Жил он в Ленинграде. Это был красивый, волевой, физически крепкий человек. Не помню, чтобы он лежал дома с каким-нибудь бронхитом. Отец прошел войну с 28 июня 1941 года по 18 февраля 1945-го. Был трижды ранен.
У отца (он родом из Витебска) рано пробудились способности к живописи. Его взял к себе в ученики Юрий Пэн, учитель Марка Шагала. Профессиональным художником отец не стал – но рисовал до последнего дня. И сейчас передо мной висит его картина: берег Финского залива. Прозрачная вода и камни. Больше ничего. А смотреть можно часами.
Отцу было под шестьдесят, когда его ударил первый инфаркт. За ним последовал второй. После него отец не мог прийти в себя. Сидел дома. Не рисовал, почти не читал. Не мог ходить на службу. Это было дурным признаком. Я предложил ему свою помощь.
Тридцать с лишним лет назад мои занятия йогой выглядели даже не чудачеством, а полу сумасшествием. Что я стоял посреди комнаты на голове, мог,
