медиками Китая. Российская современная система подготовки таких же специалистов ни в какое сравнение с китайской не идет. Уровень рефлексотерапии у нас очень низкий. Метод, который в Китае дает 80–90 % излечений, у нас приносит в лучшем случае временное облегчение. А многим не помогает вовсе. Своей школы иглоукалывания у нас нет. Как нет своей школы общей китайской медицины. А та и другая могли у нас быть. За полвека с лишним можно было успеть подготовить минимум десять выпусков врачей.
Что же делать?
Выход я вижу в том, чтобы исправить ошибку трехсотлетней, столетней и пятидесятилетней давности: послать молодых российских врачей, еще в России овладевших восточными языками, обучаться восточным медицинским наукам в Индию, Китай и на Тибет. Самая короткая тропинка – в еще близкую Монголию. Путь во всех случаях не очень скорый, но неизбежный, если думать о будущем России. Хорошо бы не опоздать еще раз и не услышать: «Мол, извините, дорогие россияне, но и восточная медицина для решения ваших оздоровительных задач уже бессильна! Чтобы вам проявить такую же мудрость и заботу годков на полтораста раньше…»
Глава VI
«Больной! Исцели себя сам»
Лекарь поневоле
Я никогда никого не хотел лечить. Даже в детстве, мечтая стать летчиком, танкистом, кассиром, Маугли и разбойником, я ни разу не играл в доктора.
В юности, когда я только женился, моя жена, Элла Гдальевна, училась в мединституте. Иногда я посещал вместе с ней занятия по анатомии. Проходили они в морге. Моей силы воли хватало на 15–20 минут пребывания в громадном зале. От влажного запаха, от сухого стука железа по костям, от вида тел, из которых вынули органы, я чувствовал – из меня тоже будто бы что-то вынимают, – выбегал на улицу – и в зал не возвращался.
Мой друг Исаак Эпштейн, известный ленинградский хирург (ныне живущий в США), много раз приглашал меня посмотреть, как он оперирует. Я наотрез отказывался. Я знал: это зрелище не для меня.
Вскоре после окончания пединститута им. А.И.Герцена в Ленинграде меня поглотила журналистская работа. Я мечтал о писательской карьере и уже начал первую книгу. Однако там, наверху, Где каждый из нас числится в Главной Книге Судеб, на мой счет, вероятно, имелись другие планы.
Время от времени я читал работы по медицине. Чаще других открывал «Внутренние болезни» тогда еще здравствовавшего академика Евгения Михайловича Тареева. Учебник и сейчас стоит на моей книжной полке. Жена, работая в больницах и заведуя биохимической лабораторией, каждый день приносила новости. Я лишь позднее оценил, сколько уникальных практических сведений было мною получено из бесед с нею.
А сына, Сережу, Элла Гдальевна обучила… биохимии. Она вообще учила его всему, что умела сама: рукоделию, кулинарии, стихам. Вероятно, Сережа мог бы попасть в Книгу рекордов Гиннесса: в 12–13 лет он свободно ориентировался в самых сложных биохимических проблемах. Будь у него медицинское образование,
