е и прихотливо закрученные хвосты. На каждой створке таких птиц было по паре. Они будто прятались от чужих глаз и досужих разговоров среди пышных розовых соцветий. Неловко вывернув короткие шейки, птицы смотрели друг на друга круглыми лакированными зрачками. Ничто не могло разлучить этих птиц. Ничто… И никто…
Кьюнг Сун не позволила себе даже печально вздохнуть. Не время. Пока все в доме спят, у нее есть дела поважнее, нежели вздохи и слезы.
Бабушка Трэй[3] говорила, что поначалу ей хватит одной свечи. На всякий случай Кьюнг Сун таких свечей сделала несколько штук, добавив в пчелиный воск масло цветка шитаси. Оно почти не имеет запаха, но его пары способны очистить мозг от ненужных мыслей. Голова делается легкой и будто пустой. И эта пустота благодатна. Она позволяет вбирать в себя то, что в обычном состоянии для человека скрыто.
Девушка прошла вглубь своих покоев и осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, открыла деревянный ларь, наружные стенки которого тоже были выложены перламутром. На них в клубки свивали свои долгие змеиные тела бородатые, гривастые драконы. Внутри ларь был оклеен ханчжи[4], окрашенной в бордовый цвет. На самом верху хранился свадебный ханбок[5] Кьюнг Сун, который ей так и не довелось надеть. Свадьба не состоялась.
Особенно красивым было второе платье, белое, расшитое цветами и бабочками. По его белому шелку кровавым ручейком вился алый пояс. На нем были вышиты птицы, подобные тем, что украшали створки раздвижных дверей. Только фантастические фазаны на створках были молочно-жемчужными, а птицы на поясе сверкали радужно-пестрым опереньем.
Кьюнг Сун сбросила домашнее одеяние и, закусив губу, чтобы не расплакаться, надела на себя сначала нижнее нежно-зеленое платье, а потом – белое с завышенной талией, обернула вокруг себя пояс с радужными птицами и достала из сундука маленькую черную шапочку-чоктури[6], украшенную драгоценными камнями. В центре чуть поблескивал крупный овальный жадеит. Этот зеленоватый самоцвет ценился дороже золота, поскольку был оберегом от несчастий и болезней. Камень подарил своей невесте Джин Хо[7]. Девушка еще крепче закусила губу, но так и не издала не единого вздоха. Не стоит расслабляться. Надо собрать волю в кулак и сосредоточиться.
Кьюнг Сун прикрепила чоктури к сложной прическе, еще ниже склонилась над сундуком и достала длинный волнистый шёлковый шарф, такой же снежно-белый, как платье. Затем она вынула из шкафчика тонкостенную чашу, вырезанную из полупрозрачного нефрита, и такую же резную нефритовую бутыль. Внутри чаши на бамбуковой подставочке девушка укрепила свечу и зажгла ее, потом вылила в чашу полбутылки старого вина, настоянного на цветах азалии и диких ягодах. Пурпурная влага почти скрыла подставку, и свеча будто поплыла, покачиваясь в кровавых волнах. Кьюнг Сун содрогнулась и очередной раз прикусила губу, да так сильно, что капелька ее крови с легким всплеском смешалась с вином. Наверно, в этом был какой-то особый смысл. Похоже, все идет, как нужно.
Несколько дней назад бабушка Трэй, производя над головой Кьюнг Сун какие-то странные пассы, утверждала, что девушка способна стать му-дан[8], впасть в особый транс и увидеть то, чего так жаждала ее измученная душа. Старческие шелушащиеся руки со скрюченными пальцами мелькали перед лицом Кьюнг Сун, а девушка неимоверным усилием воли преодолевала сон, который с каждым взмахом коричневой руки молочным маревом застилал ей глаза.
Сейчас же спать не хотелось совсем. Густой терпкий запах вина и свечных паров постепенно наполнял покои. Стоило поторопиться. Чтобы увидеть то, что нужно, мало одного только курения свечи. Необходимо произвести обряд соединения с духом. Конечно, Кьюнг Сун не может сейчас использовать колокольчики и барабан, звуки которых так любят духи, а потому ей придется рассчитывать только на силу своей любви и страстного желания увидеть Джин Хо. Ей необходимо расспросить его обо всем. Только тогда она сможет понять, что ей делать дальше.
Девушка взяла в руки шелковый шарф, взмахнула им и мелкими шажками засеменила, будто поплыла, вокруг низенького бамбукового столика, на котором стояла чаша с вином и горящей свечой. Заклинательному танцу сальпхури Кьюнг Сун тоже обучила бабушка Трэй. Она посоветовала мысленно обращаться к Токкэби – духу пустоты. Вынужденный существовать в вечной пустоте и вечном безмолвии, он иногда бывает рад поучаствовать в обычных мирских делах. Главное, чтобы ему понравился сальпхури.
Сначала Кьюнг Сун очень старалась следовать тем движениям, которым выучила ее старая шаманка: с определенным интервалом взмахивала руками, и длинный шарф рисовал в воздухе замысловатые узоры. В неверном, мерцающем свете свечи белоснежный шелк то вдруг окрашивался цветом персика, то становился темно-серым, то ловил отблески плещущегося в чаше вина. Шелковые складки то наливались антрацитовой темнотой, то становились густо пурпурными. В их скоплениях и изломах девушке виделись незнакомые лица,
Трэй – устрица.
Ханчжи – корейская рисовая бумага.
Ханбок – национальный корейский костюм.
Чоктури – женский головной убор в виде короны из чёрного шёлка с каркасом из плотной бумаги, подбитый ватой и украшенный сверху различными деталями декора.
Джин Хо – лидер, золотой герой.
Му-дан – шаманка, которая становится медиумом «по велению» вселившегося в нее духа.
