отсырел. Всё повторилось. Третий, четвёртый, пятый, шестой, седьмой… Ни один из них не давал положительного результата. Тогда, взбешенный, разъяренный от негодования, готовый собственными руками удавить того, кто продал ему этот револьвер и эти патроны, он вложил их все и выпустил в стену… В стене зияло семь углублений. Колдовство какое-то! Он повторил всю комедию от начала до конца. Налил… Глоток… Закурил… Зарядил один патрон… Частые щелчки вращающегося барабана… И – ничего. Вторую партию проверять было бессмысленно: он просто подогнал так, чтобы курок наверняка ударил капсюль. Выстрел – и абажур настольной лампы в дальнем углу разлетается вдребезги. Он долго сидел не двигаясь, ошарашенный, боясь что-то вспугнуть. А вот что это «что-то», что-то мистическое, безусловно важное, значимое?… Он задумался, потом откинулся на диван и засмеялся. Смеялся долго и истерически надрывно, слёзы текли из уголков глаз, и сквозь их туман мир стал казаться не таким, как прежде. Это как какое-то озарение или прозрение. Что-то в нем начало движение в противоположную сторону. Проблема, которая до сих пор была катастрофична и ужасающе непреодолима и которая своей мнимой несовместимостью с жизнью толкала его на суицид, сделалась незначительной настолько, насколько может быть атом незначителен перед вселенной. Он открыл в себе то, что до этого ни коим образом не проявлялось. Да я, с моим везением, рассуждал он вслух, могу горы свернуть… Я, которого даже пуля не берёт…
Прошёл год с тех пор, как он потерял работу, и от него ушла жена. За этот год он во многом преуспел. Открыв в себе талант коммерсанта, он брался за любое дело, будь оно легальным или нелегальным. Он проворачивал гигантские аферы, за одну ночь делая деньги, которых многие не заработают и за двадцать жизней. Он рисковал, рисковал по-крупному, не испытывая ни малейшего чувства страха. Его соратники, закоренелые преступники, могли только удивляться, как экстремально он играл со смертью. Одним только поведением он заставлял дрожать конкурирующих «воров в законе». Его положение в обществе также стремительно взметнулось ввысь и вскоре достигло апогея. Вход в кабинет к чиновнику любого ранга, даже наивысшего, для него был не просто открыт, его всегда ждали, как провидения. Не стоит даже приводит те цифры, какими исчислялось его состояние. Дома и виллы, разбросанные по всему миру… Автомобили, яхты, игорные клубы… Бордели, где каждая проститутка стоила, как квартира в Урюпинске… И всегда и повсюду с ним был, как амулет, как талисман, как оберег, тот самый револьвер системы Нагана. Он уже не представлял жизни без него. Чувствовать спиной, что он за поясом, стало нормой. Пистолет стал ещё одним членом его тела, неразрывно связанным с плотью нервной системой. Казалось, он чувствует этим пистолетом, как пальцем или щекой. День изо дня, когда наступали сумерки, он проводил один и тот же ритуал. Он запирался в комнате, плотно задёргивал шторы. Зажигал свечу, открывал непочатую бутылку шампанского. И крутил барабан. Казалось, что теория вероятности над ним не властна: наверное,
