глубокое разочарование, когда в интимной близости, при откровенной наготе не обнаружилось даже зачатков того, чего она желала увидеть. Никакие ухищрения, в каких оказалась она искуснейшей гейшей, и от которых даже давно отчаявшийся джентльмен воспрянул бы духом, не давали положительных результатов. Вне себя от бешенства и огорчения, которое она считала за оскорбление её душевных порывов, Елена стала поносить его последними словами и в грубой форме просить покинуть её и её дом.
«Ты, значит, хочешь утомиться?..» – закричал он и опрокинул женщину на постель. Через мгновение он скрылся в соседней комнате, оставив её в полном негодовании. Спустя десять минут он вбежал в комнату и буквально бросился на неё… Елена не могла понять, почему он после каждого акта уходит в соседнюю комнату и возвращается уже полный сил и возбуждённый. Чем он занимается там, и что его так возбуждает? Эти вопросы её мучили до самого утра, но она не решалась задать их вслух – боялась вспугнуть его вдохновение. Утром же она не просто «утомилась» – она выла от боли и просила прекратить пытку любовью.
«Что же ты всё-таки делал за дверью?» – набравшись смелости спросила Елена.
«Крутил барабан» – загадочно ответил он. И как бы ни просила она пояснить ответ, он только таинственно улыбался.
***
…Была суббота. Елена, беременная ещё одним мальчиком, третьим их сыном, грелась голая в шезлонге на берегу тихого океана. То, что она беременна, она узнала недавно, и теперь её душу опять, уже в третий раз, согревала мысль о будущем новорожденном. Она поглаживала пока ещё плоский живот, ласково глядя на него, и представляя, каким он будет, этот мальчуган. Полуостров был их собственный, граница владений, где находились части его собственной пограничной охраны, была в нескольких километрах отсюда, так что ни единая душа не могла нарушить их уединения. Прислуга, состоящая в основном из женщин и обязанная волей контракта никогда не покидать полуостров и, кстати говоря, тоже обходиться без всякой одежды, конечно, была не в счёт. Правило «натуральности» смягчалось только для мужской половины слуг: им разрешалось ношение набедренных повязок. Сами же они вот уже вторую неделю, с момента прибытия в этот Эдем, все время ходили обнаженные, как Адам и Ева, мнив себя некими полубогами из греческой мифологии. У каждого свои причуды, тем более у богатых: кто-то покупает спортивные клубы, кто-то вкладывает деньги в благотворительность и получает из неё ещё большие барыши – они же создали себе рай на земле. У ног мамы возились два мальчика, одному было семь, другому пять. Отец был в доме, он не любил загорать нарочно, и, наверное, был занят тем своим скрытным делом, каким занимался который год их совместного брака втайне от неё. Как ни старалась она, ей так и не удалось узнать, что он от неё скрывает, уединяясь и не допуская никого, даже жену. Оставалось строить только догадки, от криминальных до мистических, и от мистических до неприличных. Повсюду, когда они были вместе, он не изменял своей
