торгового, если тебе нравится так назвать его.
15 Сократ. Мне-то нисколько не нравится, коль скоро это неверно. Но объясни мне, какая польза богам от тех даров, какие они получают от нас? Что они дают, всякому ясно: для нас нет никакого блага, какого они не давали бы нам. Но какая для них польза в том, что они получают от нас? Или при этой торговле мы приобретаем от них такую выгоду, что получаем от них все блага, а они от нас – ничего не получают?
Евтифрон. Так ты, Сократ, полагаешь, что боги извлекают пользу из того, что они получают от нас?
Сократ. Но что же тогда, Евтифрон, будут наши дары богам?
Евтифрон. Что же иное, по-твоему, как не почет, почетные дары и – об этом я только что упоминал – приятность?
B Сократ. Значит, Евтифрон, благочестивое есть то, что в приятно богам, а не то, что им полезно или любезно.
Евтифрон. Я, по крайней мере, думаю, что всего скорее то, что любезно.
Сократ. Следовательно, опять-таки благочестивым оказывается то, что любезно богам.
Евтифрон. Преимущественно это.
19
Сократ. И вот после этих слов ты удивляешься, что твои рассуждения оказываются не стоящими на месте, а движущимися, да еще обвиняешь меня, Дедала, в том, что я заставляю их двигаться, а сам-то ты куда искуснее Дедала и заставляешь их ходить кругом? Разве ты не замечаешь, что наше рассуждение, сделав круг, снова возвращается на то же место?
C Ведь ты же помнишь, что раньше благочестивое и боголюбезное оказалось у нас не тождественным, но отличным одно от другого. Или не помнишь?
Евтифрон. Помню.
Сократ. А теперь разве ты не замечаешь, что любезное богам, согласно твоему утверждению, благочестиво. Что же это иное, как не боголюбезное? Или не так?
Евтифрон. Конечно, так.
Сократ. Значит, или недавно мы неладно договорились, или, если тогда условились хорошо, теперь утверждаем неправильно.
Евтифрон. По-видимому, так.
20
Сократ. Следовательно, нам нужно снова, с самого начала, рассмотреть, что такое благочестие, потому что, пока я не узнаю этого, я добровольно не сдамся.
D Только ты меня не презирай, но, напрягши свой разум, раскрой мне теперь окончательно истину. Ты, ведь, знаешь ее, как никто другой, и тебя, как Протея, следует не отпускать до тех пор, пока ты не выскажешься[23]. В самом деле: если бы ты не знал определенно, что такое благочестие и нечестие, то невозможно допустить, чтобы ты решился преследовать судом отца, старика, за убийство поденщика. Ты побоялся бы и богов, как бы не вышло, что ты поступаешь в данном случае неправильно; да и людей ты постыдился бы. Но теперь я хорошо знаю, что ты определенно знаешь, что благочестиво и что нет.
E Итак скажи же, дорогой Евтифрон, не скрывай, что ты об этом думаешь.
Евтифрон. Скажу, только в другой раз, Сократ, ибо теперь кое-куда тороплюсь, и мне пора идти.
Сократ. Что ты делаешь, друг мой! Ты уходишь и лишаешь меня великой надежды, какую я питал: что я, узнав от тебя, что такое
Протей – морской старец, обладавший даром прорицания, способностью принимать различные образы. В «Одиссее», IV, 350–570, рассказывается, как Протей, во время сна, был схвачен Менелаем, который не отпускал его до тех пор, пока он не принял, после ряда превращений, своего обычного вида и не поведал ему об участи ахейских вождей, сражавшихся под Троей.
