через окно, рассёк губу командиру. Рогр выпустил стрелу, раздался крик. Клос утёр рот от крови, прощупал рану.
– Пора показать, что такое леруйский отряд, – зловеще сказал он.
Каннис расхохотался, забил по коленям. Патр пугливопо смотрел на командира, Рогр пускал стрелу за стрелой, не обращая внимания, Гулак, как всегда, промолчал.
– Прорываемся в правое крыло, к Доллеру, – продолжил командир, – создадим единый кулак, а потом разобьём этих деревенщин. Сегодня они познают кровь на губах.
Клос двинулся вперёд, за ним, по молчаливому приказу, двинулись остальные, образовав наконечник. Из соседней комнаты раздался треск дерева, топот, шум. В коридор с криком бросился бородатый мужик с топором. Клос выдернул меч, с перекошенным от злости лицом кинулся в атаку.
Бородач размахнулся топором с такой силой, что воткнул в стену наполовину. Клос нанёс удар снизу вверх. Мужик схватился за красную полосу, начинающую расходиться, будто пытается замедлить это. Он рухнул через секунду, Клос переступил через труп. Каннис с интересом глянул на растекающуюся кровь, брезгливо перепрыгнул. Гулак и Рогр даже не посмотрели на что наступают, Патр глядел на труп широко раскрытыми глазами, но через пару секунду двинулся за командиром.
– Неплохо, командир, неплохо, – сказал Каннис. – Вам бы всегда злым быть.
– Отвечай за себя, – угрюмо сказал Рогр.
– Только не говори, что боишься.
– Я и не боюсь.
Стрела пролетела через несколько комнат, воткнулась Клосу в живот, сбив с ног. Каннис бросился к командиру, прижал рану. Клос почувствовал во рту кровь, медленно заморгал.
– Командир! Командир! – закричал Каннис. – Прекрати! Не спи!
Каннис затряс его, но Клос закрыл глаза.
Темнота вокруг, окружает, как воздух. Круг света падает, как снисхождение или кара. Клос бессильно мотнул головой, приоткрыл глаза.
– А ты рассказывал солдатам, что служил в леруйском отряде? – спросил Миранд, бродящий во тьме. – Мне интересно, как бы они отреагировали, узнав, что ты избивал женщин, насиловал, резал, как свиней, мужей. Даже не чужих, своих, на своей земле. Всегда ненавидел вас, шавок. Нет никаких понятий о чести, о честном бое, для вас война очередной раз показать, что вы сброд, недостойный жизни.
– Забавно, я думал, что южане ничего не умеют, кроме, как пить вино и жрать виноград.
– Я вырос не на юге, но в пределах империи. Здесь нет винограда и вина. Хотя кому, как не тебе, знать, где я жил, кем был. Ты ведь сломал, изувечил всё, что было мне дорого.
– Значит, ты не южанин?
– Нет, но я воевал за них, душил зелёных, ловил, протыкал. Ты не представляешь, какое удовольствие получал, когда видел их глаза в последний миг, лица, пыжащиеся, красные, как задница обезьян. Я помню, как руки сжимали шею, продавливали плоть до крови, как выдавливали глаза…
– Ты псих… безумец… монстр…
– Безумец?! Это ты! Ты во всём виноват! Ты создал меня! Ты! Я жил простой жизнью и ценил семью, но ты всё порушил, а теперь не хочешь за это отвечать?!
