нас, но оттуда мало кто возвращается. И ещё меньше тех, кому это надо.
В течение трёх дней кожа обрабатывали чёрной жидкостью, похожей на дёготь. Кожа горела после каждой обработки и краснела. Она потеряла гладкость, чувствительность и посмуглела, но у рыжеволосого цвет остался прежним. Осязание осталось лишь на внутренних сторонах ладоней, кончиках пальцев, шеи, губах.
Рыжеволосый провёл ладонью по шершавому предплечью, дотронулся, будто до чужого лица, заплакал. Он плакал тихо, беззвучно открывая рот, подбородок дёргался, как в конвульсиях. Потерять одно из главных чувств навсегда – ужасно, не справедливо, погано. Слёзы слегка помогли очиститься, освободиться. Он не плакал со случая на береге.
Их расселили, вместо длинной комнаты, как в казармах, отвели по маленькой комнатушке с оконцем у потолка. Кровать плоская, без подушки. Лежишь будто на доске.
Эти люди узнали любимых животных мальчиков. В маленькой стальной комнате оставался мальчишка, нож и животное. Час на раздумье. Рыжеволосому достался щенок. Сознание наполнилось искрящей болью.
– Я не буду этого делать! – закричал мальчик.
Через несколько минут окошко в двери открылось.
– Не будешь убивать? – спросил Жерор.
– Нет.
– Тогда ты умрёшь.
Мальчик остановился, голова готова взорваться от страданий, мыслей, слов. Чтобы человек делал страшные вещи, он должен перейти страшную черту, перейти себя. Он тихо сказал:
– Хорошо.
– Глупец! Здесь нет места состраданию! Ты уже должен понять… Время ещё есть. Совет: не думай, а делай. Так легче. Твоё сердце изначально каменное. Чувствуют не сердцем, а мозгом. Это он придумывает боль, как свою, так и причинённую. Не подумаешь о страданиях, что принесёшь – не узнаешь о них.
Окошко захлопнулось. Мальчик натянулся, как струна. Сознание взревело, посыпались искры, молотящая ненависть постучала наружу.
Риктор подошёл к облокотившемуся о колонну Жерору.
– Как мой? – спросил он.
Жерор удивлённо взглянул на будто выточенное из стали лицо.
– Что с тобой? Ты не за одного не переживал…
– Я хочу, чтобы этот вырос.
Жерор глянул по сторонам, неприветливо на Риктора.
– Знаешь, вся это система давно прогнила. Первое поколение было лучше, достойнее и больше.
– Поэтому осталось так мало? Лучше делать это самим, чем скармливать монстрам.
– Да мы растим чудовищ! Зверей! Они ничего не понимают… их заботит только выживание и выполнения заданий, убийства Мы выращиваем монстров, чтобы убить других монстров…
– Это и есть наша идея.
– Ты пёс! Собака Крейта! Вылизываешь ему зад! Ваши методы уродски! И вы…
– Фовон глава.
– Да он никто! Никто!
– Он не принял кастрацию.
– Тогда бы его уже не было, как и вас.
