побега две попытки,
Про поимку и битье,
Про дальнейшее житье
С позвоночником отбитым –
Сухо, коротко, петитом.
Так пахнет лесом и травой…
Так пахнет лесом и травой,
Травой и лесом…
Что делать с пеплом и золой,
С их легким весом?
Что делать с памятью живой
О тех, кто в нетях?
Так пахнет скошенной травой
Июньский ветер…
Так много неба и земли,
Земли и неба…
За белой церковью вдали
Бориса – Глеба…
Дни догорают, не спеша,
Как выйдут сроки…
Твердит по памяти душа
Все эти строки.
Идет безумное кино…
Идет безумное кино
И не кончается оно.
Творится бред многосерийный.
Откройте выход аварийный.
Хочу на воздух, чтоб вовне
С тишайшим снегом наравне
И с небесами, и с ветрами
Быть непричастной к этой драме,
Где все смешалось, хоть кричи,
Бок о бок жертвы, палачи
Лежат в одной и той же яме
И кое-как и штабелями.
И слышу окрик: «Ваш черед.
Эй, поколение, вперед.
Явите мощь свою, потомки.
Снимаем сцену новой ломки».
А я ещё живу, а я ещё дышу…
А я ещё живу, а я ещё дышу,
У вас, друзья мои, прощения прошу
За то, что не могу не обращаться к вам,
И вы опять должны внимать моим словам.
Прощения прошу у ночи и у дня
За то, что тьму и свет изводят на меня,
Прощения прошу у рек и берегов
За то, что им вовек не возвращу долгов.
О, Господи, опять спешу и обольщаюсь…
О, Господи, опять спешу и обольщаюсь
В короткий зимний день никак не умещаюсь,
И забегаю в те грядущие мгновенья,
Где ни души пока, ни ветра дуновенья,
Ни звука, ни звезды, ни утра полыханья,
Но где уже тепло от моего дыханья.
Предъявите своих мертвецов…
«Bring out your dead»
(«Выносите своих мертвецов»).
Предъявите своих мертвецов:
Убиенных мужей и отцов.
Их сегодня хоронят прилюдно.
Бестелесных доставить нетрудно.
Тени движутся с разных концов.
Их убийца не смерч, не чума –
Диктатура сошедших с ума.
Их палач – не чума, не холера,
А неслыханно новая эра,
О которой писали тома.
Не
