вёл с ним диалог, помогая тем самым невидимой публике разобраться с сюжетом, которого он сам, признаться, давно не понимал и за которым уже устал следить. Он только успевал крутить ручку, а из-под занавески, выныривая ниоткуда, то появлялся, то исчезал Панч, потом, когда Панч снова появлялся, Джуди била его, и тут выныривал доктор, потом придворный прогонял взашей всех этих орущих персонажей, а сам тоже пропадал, и вместо него выныривал тюремщик, потом палач, потом офицер, потом констебль, потом опять из-за ширмы появлялся вдруг вынырнувший доктор…
И скоро голова у капитана от всех этих выныриваний пошла кругом, и он проснулся…
На рассвете на борт «Консуэло» поднялись ныряльщики. Капитан всмотрелся в них и вздрогнул – пожилой испанец был удивительным образом ему знаком: знакомы его с виду простоватое лицо с тонкими усами и спокойные умные глаза, знакомы налитые жирком покатые плечи, и даже в том, как испанец сдвинул на затылок свою шляпу, было что-то знакомое. Капитан пристально посмотрел на испанца, ожидая ответного узнавания, но испанец лишь скользнул по его лицу взглядом и равнодушно отвёл глаза… «Мы не встречались, да это и лучше», – подумал капитан.
С простоватым испанцем были сыновья: старший сын Мигель – большой и крупный, как медведь, красивый парень и младший, Серхио, который был выше и стройнее своего старшего брата. У обоих молодых ныряльщиков были широкие грудные клетки и сильные руки.
Следом на борт поднялся ещё один ныряльщик, которого звали Антонио. Был он невысокий, крепкий и загорелый. Он беспрестанно заразительно смеялся, показывая свои белые, великолепные зубы. Этот ныряльщик потом часто появлялся на палубе, он даже чем-то стал симпатичен капитану, особенно, когда, разговаривая с братьями Ромеро, он откидывал голову назад в ослепительном белозубом смехе. Старый испанский водолаз на палубе почти не появлялся.
С утренним отливом «Консуэло» покинул бухту Гаваны. Когда он выходил их гавани, на него никто не показывал пальцем, потому что в каждом порту мира знают, что указывать на выходящий из порта корабль, значит обречь его на гибель.
В условленном месте «Консуэло» и «Архистар» встретились, и с брига на шхуну перегрузили закупленную в Гаване провизию. Корабли пошли на Сент-Люсию, и опять потянулись одинаковые дни, отданные только морю и небу.
****
С самого утра штурман Пендайс ощущал растущее беспокойство.
Он нервно мерял шагами палубу, время от времени посматривая на горизонт в подзорную трубу. После полудня барометр стал падать с невероятной быстротой: всё свидетельствовало о приближении шторма. Штурман Пендайс велел боцману Ганну готовить корабль к буре. Мистера Трелони о надвигающейся буре предупредил Платон.
– И сильный будет шторм? – спросил мистер Трелони: без капитана на корабле сквайр начал нервничать.
– Этого не может предугадать никто, даже наш мистер Пендайс, – ответил ему Платон.
– Я
