нем скажете, только честно?
– В целом он вполне здоров, – ответил я. – К тому же весьма обаятелен. Жаль только, что свою комнату превратил в контору.
– Да, я знаю. Отец управлял имением из библиотеки. Я не помню, чтобы на его столе, которым сейчас пользуется Родерик, когда-нибудь был бедлам, и ведь мы владели не одной, а четырьмя фермами. Вообразите, у нас был управляющий, мистер Маклеод. В войну ему пришлось уйти. У него имелся свой кабинет, вон там. Эта часть дома считалась, так сказать, мужской, здесь всегда было людно. Но сейчас, если б не комната Родерика, она стала бы нежилой.
Каролина говорила небрежно, но мне это было внове: казалось удивительным провести детство в доме, где свободных комнат столько, что некоторые можно закрыть и не вспоминать о них. Я поделился своими мыслями, и она снова грустно улыбнулась:
– Поверьте, это быстро приедается. Все эти комнаты начинаешь воспринимать как надоедливых бедных родственников: бросить нельзя, а с ними то и дело случаются всякие казусы, они хворают и требуют такой уймы денег, что проще сбагрить их в пансион. Конечно, жалко, потому что среди них есть очень миленькие… Хотите, я проведу вас по дому? Только обещайте закрывать глаза на самый ужас. Экскурсия грошовая. Что скажете?
Предложение казалось вполне искренним, и я сказал, что охотно посмотрел бы дом, но ведь нас ждет миссис Айрес.
– О, в душе она истинная эдвардианская дама, – засмеялась Каролина. – Считает дикостью пить чай раньше четырех часов. Сколько сейчас? Полчетвертого? У нас масса времени. Начнем с парадного входа.
Щелчком она подозвала Плута, и тот затрусил по коридору.
– Вестибюль вы уже видели, – сказала Каролина, когда мы добрались до прихожей, и я дал рукам отдых от саквояжа и футляра. – Пол выложен каррарским мрамором в три дюйма толщиной, и оттого в нижних помещениях сводчатые потолки. Замучаешься натирать этот мрамор. Вот лестница, каких не много: благодаря открытой второй площадке в свое время она считалась инженерным чудом. Отец говорил, что нечто подобное возводят в универмагах, а бабушка никогда по ней не ходила – мол, кружится голова… Вон там у нас была дневная гостиная, но туда я вас не поведу, там пусто и грязно. Пожалуйте сюда.
Каролина приоткрыла заставленное окно, впустив немного света, и полутемная комната, в которую мы вошли, оказалась симпатичной просторной библиотекой. Однако стеллажи в ней были укрыты чехлами, а мебели почти не осталось; из сетчатого ящика Каролина достала пару каких-то невероятно ценных книг, но было ясно, что комната утратила былую прелесть и смотреть здесь нечего. Посетовав, что из дымохода в камин насыпалась сажа, Каролина закрыла ставень и провела меня в следующую комнату – уже упомянутую контору имения, в которой тоже проглядывали готические мотивы, а стены были отделаны деревом, как и в соседствующей с ней обители Родерика. Миновав покои хозяина и зашторенную арку, что вела в цокольный этаж, мы заглянули в «раздевалку» – затхлую комнату, где были свалены грудой дождевики, порванные резиновые сапоги, теннисные
