и он вынул аппарат, чтобы просмотреть эсэмэски, будто мы тут вели обычную дружескую беседу. Экран осветил его бледное лицо.
– Чертово дерьмо! – воскликнул он.
– Что там такое? – спросил Чарли.
В свете экрана я ясно увидел, что Джонни украдкой пялится на меня.
– Я не верю.
Кайла склонилась над экраном, и я увидел, как она побледнела, перед этим, в свою очередь, незаметно бросив на меня взгляд. Мой желудок скрутило от страха.
– Что там такое, Джонни?
Он смущенно поднял на меня глаза.
– Мне это только что прислали. Похоже, ходит в социальных сетях…
Джонни повернул свой телефон так, чтобы мы с Чарли могли увидеть. Мы склонились над экраном, плечо к плечу. Я чуть не подпрыгнул. Страница на «Фейсбуке». Страница с моим снимком. Я сглотнул слюну… Сделанным без моего ведома с телефона, издали, но вполне узнаваемым. На этой фотографии у меня была гнусная морда. Вид человека, которого есть за что упрекнуть. Настороженный взгляд мутного типа. Я втягивал голову в плечи под проливным дождем. И ко всему прочему меня вели двое полицейских.
По всей вероятности, меня сфотографировали на обратном пути с пляжа, после того, как я туда вломился. Страница была скупо озаглавлена: «Я – убийца». Там уже была целая лавина комментов.
Я всегда считал этого парня странным!
Его весь день допрашивала полиция…
Парень, воспитанный двумя лесбиянками…
Как вы можете кого-то обвинять без доказательств? Вам должно быть стыдно.
Он всегда был заносчивым козлом, он ни с кем не считается!
Нет дыма без огня.
Наоми была суперской девчонкой. Мне очень больно.
Я не верю, копы его отпустили…
Прекратите свои словесные испражнения, расследование только начато!
Вы дебилы безмозглые!
Я насчитал сорок таких постов, прежде чем сказать:
– Хорошо, этого достаточно.
Джонни поспешил закрыть страничку.
– Сборище придурков, – бросил он.
– Ты должен ответить этим кретинам, – сказал Чарли.
– Если он это сделает, ему капец, – заметила Кайла.
– Если не сделает – тоже, – возразил Джонни.
Было ли это началом кампании по кибертравле? Эта перспектива повергала меня в ужас больше, чем любая физическая угроза. В голове крутились истории об учениках, доведенных до самоубийства, потому что они были геями, не такими, как все, или просто недостаточно крепкими, чтобы защититься в этих джунглях – собственной школе. В большинстве случаев те, кто толкнул их в могилу, не чувствовали за собой ни малейшей вины. И ведь они не принадлежали к числу тех, кто недавно потерял любимого человека. Внезапно я осознал, как безгранично сейчас, в это самое мгновение, уязвим, хрупок, как фарфор. Как смогу я сопротивляться такому цунами глупости, недоброжелательности и жестокости, если оно нахлынет? Я почувствовал страх.
