схимы Тавифы и надеялся что-либо узнать новое из болтовни знахарки.
Вообще Клим все больше и больше убеждался, что во многом изменился. Научился, например, со спокойной совестью говорить неправду, проще говоря, врать о себе и о своей жизни. Вначале успокаивал, что, мол, ложь во спасение. Теперь он не вмешивался в разговоры, хотя там другой раз говорили по незнанию или умышленно откровенную ересь. Или вот еще – слушает Серафимину дикую мешанину из лжи и правды, да еще поддакивает! Он понимал, что такое поведение как раз и называют житейской мудростью. Это соображение служило хотя и маленьким, но все ж утешением.
А пока время шло. Клим без особой надобности задерживался в Суздале. Он теперь знал о Таисии, что она жива и здорова, монашка и замаливает грехи. И тем не менее не уходил, явно обманывая себя – то непогода, то мороз. А на самом деле он хотел последний раз взглянуть на Таисию, взглянуть и уйти. Такой случай был возможен на Рождество, тогда монастыри организовывали обеды для нищих. В женские монастыри на большие праздники пускали не только старух, но и стариков. Клим ждал Рождества. Но минул праздник, а увидеть Таисию не довелось. Говорили, что в Ризоположенском монастыре сильно захворала игуменья, отменили обед, а собравшихся нищих оделили денежками, чтоб молились о выздоровлении рабы Божьей Агнии.
Теперь нужно ждать Пасхи, нужно было зимовать здесь, в Суздале.
И вот тут на зимний мясоед произошло неприятное событие: Клим поссорился с нищим. По-видимому, его уродство вызывало сочувствие у богомольцев. Стоило ему остановиться на паперти, оперевшись на посох, как тут же к нему направлялись с приношениями либо сердобольные старушки, либо молодки, наполненные радостью жизни. А то подойдет купчина, подаст сребреник и поинтересуется житьем-бытьем.
После одной воскресной обедни, до начала которой Клим уже получил подаяние от молящихся, он вернулся домой. Следом за ним вошел нищий по прозвищу Типун. Это был мужик благочестивого вида. Ходил он с костылем – одна нога у него была на четверть короче другой. Он умел жутко закатывать глаза, а умилившись чем-нибудь, обливался обильными слезами. Клим раньше заметил, что другие нищие боялись его. Однажды он видел, как мальчишка, поводырь слепцов, что-то сделал не по его. Типун хотел ударить мальчишку, но тот попытался убежать. И тут произошло невероятное – Типун, поднял костыль, весь изогнулся и с удивительной ловкостью припустился за мальчишкой, догнал его и избил костылем. Вернулся, как обычно, умело пользуясь костылем, победно улыбаясь.
Теперь Типун вошел в избу, сел на лавку и поманил Клима:
– Подь-ка, разговор есть.
Сидевшие в избе нищие, по-видимому, по тону поняли, что предстоит скандал, разошлись по углам, а один даже вышел из избы. Клим, недоумевая, сел подле него. Типун, искоса взглянув на него, продолжал:
– Нравишься ты богомольцам, хорошо тебе подают. Считал я сей день, ты двугривенный заработал…
Клим
