канистры, существо с поразительной легкостью подняло их, извивающимися движениями отступило назад, в узкий коридор, где не смогло бы развернуться, захлопнуло дверь с сокрушающим стены грохотом. Спутник мой рассмеялся, отряхнул руки, пригладил никогда не знавшие прически волосы.
– Всегда бери с них предоплату. – ухмыльнувшись, он вприпрыжку направился вниз, я же последовал за ним с раздраженным молчанием, стараясь успокоить боли в ноге и руке, возмущаясь тому, что по чужой воле я был вынужден подвергнуть себя подобному напряжению.
Вернувшись в машину, он закурил еще одну сигарету, включил радио, настроившись на станцию, выпускавшую в эфир орбитальную танцевальную музыку. Некоторое время мы наслаждались ритмичными завываниями, после чего, вздрогнув, словно очнувшись от неожиданного сна, рыжеволосый повернул ключ зажигания и осведомился, где именно мне хотелось бы оказаться.
– Как там твой брат? – спрашивая, он делал вид, что наблюдает за происходящим в боковом зеркале, выбрал для того минуту перекрестного покоя, не осмеливаясь смотреть мне в глаза.
Из-за его предательской связи с моим старшим братом мы потеряли нашу женщину. Одному мне не хватило сил ее удержать. Родители мои, будучи приверженцами классического воспитания, увлеченными всеми древними традициями нашей запустелой родины, никогда не обращали внимания на происходящее между их детьми, полагая, что мы сможем сами организовать взаимоотношения и любые мои попытки жаловаться на побои или любое другое насилие завершались тем, что меня ставили в известность о пользе страдания, о его необходимости для каждого живого существа, ибо только посредством подобного опыта мог я избежать его по отношению к другим. Все это казалось мне сущей глупостью. Каждый раз после того, как старший брат избивал меня, я просил родителей о еще одном их ребенке. Через несколько лет, получив удовлетворение моей просьбы, я познал все величие справедливости. Но однажды, вернувшись в квартиру родителей, я, следуя обычаю, осторожно прикрыл дверь, боясь побеспокоить полуденный сон отца, скинул туфли и неосмотрительно громко ударил о пол каблуком одной из них, что вынудило меня замереть, прислушиваясь к широкому коридору. Вместо гневных окриков был услышан мной звук упругий и жесткий, хлесткий, мечтательно-точный, удручающе знакомый, оскорбительно приятный. Приоткрыв увлеченную желтыми пятнами дверь в залу, зеленоватое овальное стекло принявшее в сердцевину свою, я увидел моего старшего брата, лежащего на шкуре пятнистого громоглота, обнаженного, закрывшего глаза в неистовом блаженстве. Щиколотки его сжимал мой рыжеволосый напарник, высоко поднимая ноги своего любовника, медленно извлекая из него член, резким ударом возвращая его в чужое тело. Когда-то я убедил его, что в таком положении легче всего доставить удовольствие женщине и теперь, глядя на него, тратящего
