не источал золотой дождь.
Он обиделся:
– Почему это? Собаки же любят кости!
– Глупый. Собак нельзя кормить куриными костями. Они острые, могут вонзиться в горло.
– Серьезно? – прижав руку к груди, будто у него схватило сердце, протянул Матвей преувеличенно-потрясенным тоном. – Ладно, куплю ей бутерброд. Она не поперхнется хлебными крошками?
Маша сказала ему вслед:
– Я сама отнесу ей.
Она почувствовала себя отчаявшейся грешницей, пытающейся задобрить Бога через подаяние нищему.
Глава 4
Если бы она не приехала, вполне возможно, он встретил бы Новый год, чувствуя себя почти человеком. Аркадий и раньше знал: никто не страдает из-за предательства вечно. «И это пройдет…» Вот только когда пройдет, не смог бы сказать ни один из мудрецов.
Ему претило думать, будто он страдает из-за любви, это было совсем не то. Его любовь к жене не являлась ни безответной, ни осмеянной. Они прожили в счастье так долго, что грешно жаловаться на судьбу. Предательство – вот что мучительно. В том числе и предательство Машей самой себя. Ведь та Маша, которую он знал почти двадцать лет, была человеком надежным. Не способным бросить своих детей.
То, как они с Матвеем без предупреждения возникли на пороге ее бывшей квартиры в последний день уходящего года, было похоже на вероломную атаку. Именно тридцать первого декабря всеми овладевает сентиментальное настроение, похожее на ностальгию по собственным детским ожиданиям то ли чуда, то ли подарка, и все равно, как оно (он) проникнет в вашу жизнь – через трубу, или возникнет под елкой на куске ваты, изображающей снег, или появится в почтовом ящике. Это день, когда ничего не стоит справиться даже с самым несговорчивым упрямцем.
Аркадий таким не был. Та злость, которая жила внутри его в сентябре, когда Маша уезжала, давно испарилась, ничего не оставив себе взамен. Пустота позванивала в нем ночами, когда стихали другие звуки. Широкая для одного кровать обманывала: Аркадию мерещилось, что стоит неосторожно повернуться, и его поглотит пропасть, образовавшаяся с того края, где раньше спала жена.
Он лежал, вытянувшись вдоль кровати, и, не отрываясь, смотрел в потолок, которого, казалось, тоже не было – только чернота, не имеющая дна. А пустота все звенела, разлетаясь по миру и суля обманную легкость тем, кто доверял голосам ночи. Если бы Маша явилась в полночь, кажется, он бы даже не удивился…
Но эти двое прибыли в полдень, это значило, что выехали – ни свет ни заря.
«Выгадали время на случай, если я выставлю их за порог и придется искать пристанище, где встретить Новый год… Хотя чего опасаться с его деньгами?» Забыв вдохнуть, Аркадий следил, как они идут от своей до неприличия большой машины к ободранной двери их подъезда, и пытался выудить из памяти причину, побудившую его подойти окну. Разве раньше у него была такая привычка? Но жар, хлынувший к голове от всполошившегося сердца, был
