двинулся к Храповицкому. Тот испуганно отскочил к стене и ухватился за шелковый шнур с декоративной кисточкой на конце.
– Еще шаг, я дерну за веревочку, и через секунду здесь объявится жандарм. А он точно поинтересуется, откуда у такого голодранца, как вы, такая дорогая вещь?
Ван Хайден остановился.
– Краденый, поди, крестик? – продолжал приторным голосом ювелир, держась за спасительный шнурок. – Соглашайтесь. Больше меня вам никто не предложит.
– Да пошел ты, ракалия! – рявкнул голландец.
Он схватил со стола Крест, сунул его за пазуху и широко зашагал к двери.
– Вы успокойтесь, подумайте и приходите.
Ван Хайден стремительно вышел из кабинета, рванув дверь за собою с такой силой, что она с грохотом впечаталась в дверную коробку, вызвав тревожный дребезг оконных стекол. В руке голландца осталась ажурная дверная ручка с торчащими из нее гвоздями.
Отпустив извозчика, Ван Хайден бесцельно брел по заснеженному Невскому проспекту. Он свернул на Знаменскую улицу и остановился перед дверью, над которой красовалась вывеска: «Трактир». Немного подумав, он вошел внутрь.
После неудачного похода за сокровищами и шведского плена на Ван Хайдена стала часто наваливаться необъяснимая хандра. А тут еще и из Адмиралтейства взашей прогнали. Неудача следовала за неудачей словно караван верблюдов в пустыне. Он стал часто пить, заливая свою тоску ядреной водкой.
Вот и сейчас он заказал полштофа водки для просветления мозгов, а на закуску – пирогов с семгой и соленые грузди. Мозги и, правда, просветлели, или он просто успокоился после неудачного визита к Храповицкому. В голову пришла простая идея, – вынуть из Креста драгоценные камни, а сам Крест распилить на небольшие кусочки, и все это распродать по частям разным ювелирам. Мысль ему понравилась, Ван Хайден заказал себе еще шкалик «на ход ноги» и вышел на улицу. Мела поземка, и дул пронизывающий ледяной ветер.
Вернувшись домой, Ван Хайден снял сапоги, полушубок, шапку и поднялся на второй этаж, в спальню. Липочки и Лаврушки дома не было, наверное, зашли в гости к тестю и теще, жившим неподалеку. Он вынул Крест, положил его на стол и стал прикидывать, как его лучше распилить. Для начала он попробовал расшатать большой рубин, но не тут-то было, камень сидел крепко.
Он хотел встать и пойти на кухню за ножом, как очередной приступ сухого, изнуряющего кашля навалился на него. Он снова попытался встать, но тут острая боль в груди осадила его, – казалось, что сердце стиснули раскаленными стальными клещами. Ему катастрофически не хватало воздуха, он жадно хватал его открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег. В газах темнело и наконец свет погас. Кромешная тьма и боль.
Очнулся Ван Хайден от сильного запаха уксуса. Откуда-то слева тянуло морозным воздухом. Он открыл глаза. Окно в комнате было распахнуто настежь. Рубаха его была расстегнута до пупа. Над ним склонилась Липочка, старательно растирая мужу грудную клетку.
– Живой, Петя, живой!
