лежат сокровища. Это ведь неспроста. Значит, кому-то это нужно было? Стало быть, сокровища по праву принадлежат мне. Я один знаю о них. И должен их забрать. И это будет справедливо. Не для себя радею, для Лаврушки и для будущих моих детей, чтобы они жили лучше, чем их отец. Все! Решено. Весной, когда потеплеет, продам по частям Крест и подамся в Испанию, в Картахену. Там куплю судно, – и вперед, на свой остров. Жене скажу, что поехал на родину, в Голландию, погостить, проведать родственников. Через полгода вернусь богатый, как Крез.
– Дорогой, как ты себя чувствуешь? – донесся до него голос жены.
– Все хорошо, милая.
– Может быть, мы тогда встанем с пола и пойдем пить чай?
– Отличная идея! Пойдем, сынок, чай пить!
Ван Хайден с трудом поднялся с пола.
– Пойдем, папка! С баранками и с клубничным вареньем! – радостно закричал Лаврушка и стремглав бросился к двери.
– Пошли на кухню, спасительница моя.
Голландец подошел сзади к жене и обнял ее за плечи.
Липочка стояла у стола и пристально смотрела на Крест, тускло поблескивавший драгоценными камнями.
– Это что, Петя? – спросила она, подняв на мужа удивленные глаза.
– Вот уж некстати со мною случился приступ, не успел спрятать Крест, – пронеслось в голове бывшего пирата.
Он хотел рассказать жене все честно. О своей лихой молодости, о «кошельке» Родригеса. Но тут же отмел эту мысль. Никто не знал, что он был морским разбойником, даже родной дядя Иохим. Все знали, со слов самого Питера, что он десять лет плавал на различных торговых судах. Пираты подлежали аресту, а затем суду, в любой стране. А приговор был для них один – виселица.
– Это что, Петя? – настойчиво повторила Липочка.
– Это? Это Крест, – как можно равнодушнее произнес Ван Хайден.
– Я вижу. Чей он?
– Кто? Крест? Крест мой. Так вот всю жизнь и несу крест свой.
Но Липочке было не до шуток. Она отстранилась от мужа.
– Твой? Петя, откуда у тебя такой большой золотой Крест? Здесь огромные рубины, россыпь бриллиантов, и весит он, наверное, фунтов пять. Это же сумасшедшие деньги.
– Скажешь тоже, фунтов пять. Тут и четырех не будет.
Ван Хайден поскреб пятерней в затылке, не зная, что сказать дальше. Его вдруг осенило. Сам Крест и камни потускнели, просто их уже много десятков, а, может быть, и сотен лет, никто не чистил.
– Да может и того меньше. Фунта три с половиной, – начал врать, как газета, голландец. – Сам Крест вовсе не золотой, а раззолоченный. А камни эти драгоценные – подделка! Стекляшки. У нас в Амстердаме, знаешь, какие искусные ювелиры? Все, что хочешь, подделают. Грошовый Крест. Он у меня в детстве над кроваткой висел. С тех пор я его за собою и таскаю в сундуке.
– Ну слава Богу, – облегченно вздохнула Липочка.
Святая простота, она верила всему, что говорил ей муж.
– А знаешь что, Петя. Давай этот Крест над кроваткой Лаврушки повесим?
– Конечно,
