ощутила наступление весны каким-то загадочным образом – в одну секунду: не замечала ее, не замечала, а потом вдруг почувствовала моментально всем телом, словно неожиданно очнулась от зимней спячки. Чувства обострились, обоняние усилилось, глаза стали видеть острее, уши воспринимали все, вплоть до тишайшего шепота и вздохов вокруг. А вздохов, надо сказать, хватало. Студенты, не разошедшиеся после занятий по домам и общежитиям, собирались погреться на «сковородке» – полукруглом, с деревянными скамейками и памятником Ленину в центре, скверике напротив главного здания университета. Шептались о чем-то увлеченно, бросали друг на друга страстные взгляды, объединялись в пары. И томно вздыхали. Солнышко ласково смотрело на них и, играя, отражалось в каждом зрачке, в каждой улыбке. Я с завистью наблюдала за этими беззаботными студенческими посиделками – как же хотелось утраченной свободы! Всего несколько лет назад и я могла себе позволить спокойно развалиться после занятий на скамеечке в обнимку с будущим мужем, вяло выясняя отношения и не забывая при этом подставлять лицо весеннему солнцу в надежде заполучить первый загар. А теперь – все. Мужу не до меня, мне не до него. Сама я беспросветно погрязла в быту и науке (господи, ну как же это можно совместить?), времени ни минуты, а главное – негоже молодой маме, загруженной аспирантке заниматься демонстрацией безделья и праздности бытия. Я как-то особенно болезненно осознала, что студенческие годы прошли, а с ними исчезло и пьянящее ощущение бескрайней полноты жизни. В мою душу прокралось и поселилось там со всем возможным комфортом это самое «мучительное чувство ускользающего времени», которым страдал Аполлинер. И не он один, если уж на то пошло. Первым в плеяде французских поэтов осознал эту муку, скорее всего, Бодлер, а за ним и все прогрессивное человечество. Черт возьми, ну а я-то тут при чем? Или просто заразилась, как заражаются люди любой отрицательной эмоцией, которую способны ощутить? А когда-то ведь и я жила, как жилось, и для меня с наступлением весны начинались бессмысленные шатания по городу, свидания, душевные посиделки на «сковородке» и бурные праздники жизни за старым анатомическим театром – подальше от посторонних (преподавательских) глаз. На десять человек мы выпивали несколько бутылок дешевого вина или пару – водки, моментально пьянели, шутили, дурачились кто во что горазд и были счастливы, наслаждаясь весной, друг другом, влюбленностью, красотой вокруг. А вот теперь, пробегая мимо Ленина на крейсерской скорости в направлении автобусной остановки, я успела только вытянуть шею, рассматривая сегодняшних счастливчиков, с сожалением вздохнуть, позавидовать им всей душой и насильственно переключиться на мысленное написание первой главы. Благо, пока доберусь до дома, пройдет еще минут сорок, а за это время, пользуясь отсутствием детского плача, капризов и требований, можно о многом поразмышлять.
Вообще, к биографической части любого исследования я, откровенно говоря, еще со школы относилась скептически. Признавала право каждого