Осиновский. – Сейчас так, чем хуже – тем лучше. Впрочем, Некрасов бы, вряд ли, пристроился. Честный человек. Бутылки по городским помойкам собирал бы. Наши заинтересованные товарищи и господа сделали бы вид, что такого поэта Некрасова не существует в природе. У нас ведь многое есть, а, присмотришься – ничего нет. В телеящик глянешь и въедешь, что культура у нас, где-то, на провинциальных выселках. Или её вообще не наблюдается? Нет, в принципе, культуры. Я за базар отвечаю. Но зато, братаны, есть министр и министерство этой самой… культуры. Ха-ха-ха! Слава ПЕР! Ура!
– Что такое «ПЕР»? – Спросил Ковалёв. – Акционерное общество?
– Ты меня удивляешь, лейтенант, – Осиновский находился в приподнятом настроении. – Это же наша, без всякого гона, партия власти. Специально для тебя расшифровываю – Партия «Единая Россия».
– Да бог с ней, с вашей партией или там акционерным обществом! Мне другое интересно. Вы, что, на полном серьезё, Родион Емельянович, – поинтересовался Вася, – лично знали этого самого чудилу Некрасова?
– Познакомлюсь с ним, непременно, Василий Васильевич, заверил молодого телохранители Родион Емельянович. – Но не сейчас, а когда-нибудь, не очень скоро… когда буду в другом мире. А теперь… стоп, машина!
– Что случилось, Родион, – Григорий инстинктивно полез пальцами в скрытую кобуру с «Вальтером», на портупее, под пиджаком, – чувствуешь опасность?
– Большую опасность, – Осиновский схватился руками за живот. – Называется конкретно – расстройство желудка от… всякого и разного выпитого и съеденного. И ты был прав, Гриша. Свою лепту молочко внесло в такой расклад. Всем оставаться на местах!
– Почему? – Подал голос Василий.– Мы же должны…
– Я что, невнятно пробормотал? – Довольно свирепо сказал Осиновский. – У дороги буду, вон в той рощице! И нечего меня тут за руки держать, а то прямо здесь моё… днище выбьет. Пяти минут мне достаточно. Пока хожу, откройте для меня бутылочку «Камю» и закусь приготовьте… любую! Уверяю вас, что звуки, которые мне предстоит издавать, будут мало похожи на соловьиные трели. Туалетную бумагу не надо, подотрусь по-крестьянски, листом подорожника. Как вы, блин, все мне… оппозиционели!
С этими словами он поспешно вышел из машины и спустился в небольшой овражек.
Они не посмели следовать за Осиновским, но прислушивались к каждому шороху, к каждому звуку. Крики птиц, едва уловимый плач сверчков, откуда-то, из-за рощи, шум машины… Нет не с магистрали, где звуков хватало, а очень далеко, в противоположной стороне.
Так что, опасности автомобильный путешественник по лесным дорогам для них не представлял. Потом послышались и другие звуки, которые явно подтверждали, что у магната Осиновского и, на самом деле, понос. Раздался его короткий крик. Василий дёрнулся. Но Григорий остановил почти юного своего коллегу жестом и сказал:
– У Родика хронический и очень активный геморрой, так что, такие крики он часто издаёт. У каждого,
