горем и мглою нищеты, грузом бесправия.
Русская мать как бы обменялась, уравновесила между собой и сыном-поэтом посланную на них неправду, злыдство и разруху. Несчастье матери и несчастье ее сына-поэта взаимно заменены и взаимно непоправимы: палачи тут орудуют. Я знаю, кровь и слезы русской судьбы еще не раз вспыхнут синими васильками в равнодушном взоре мира. Вспыхнут и погаснут.
* * *
Голову царя Ленин прятал в сейфе. Сталин приказал замуровать ее в стене Кремля. Хрущев, нарушив ансамбль Кремля Дворцом съездов, засыпал царскую голову щебенкою и штукатуркой. Бог покарал Хрущева, а Ленина до сих пор держит на обозрении, мертвого. Брежнев поддавал – ничего не заметил… Андропов с Черненко быстро ретировались. А Горбачев запустил хасидов под православные своды соборов. Великий грех совершил, нехристь. Скитается теперь. Богом и Россией отверженный. Ельцин вертолетами Кремль содрогнул и – ничего…
Родина моя, держава моя «размонтирована» бандитами, а ее народ бедностью придавлен. Каково поэту? Труп вождя – в Мавзолее. А голова царя – в легенде. Кто же правит нами?
Долга, крута дорога,
Несчетны склоны гор,
Но даже с тайной
Бога Веду я тайно спор.
Устали мы и закручинились, загорюнились и приуныли. Потому и поэты русские пьют – пропасть коротают, над бездной плывут… А в бездне – кресты, кресты, места им не нашлось: ну где замуровать казненных?..
Царскую семью на Урале дьяволы в шахте замуровали, а русский ветер памяти и непокоя освободил ее. Кинулись раздраженные дьяволы народ русский замуровывать на бурьянных кладбищах запрещенных монастырей, под серебристыми рудниками Заполярья, под штыковыми обелисками Европы и Азии.
А русский народ, как ослабелый ребенок, прах немощи отряхая, к России, матери своей, тянется – закопать ее во рву, дьяволами приготовленном, не дает, богатырь истерзанный. А Ленин – замурован. Слюдой и медью оплавлен. Наблюдай за ним в форточку. Но гвалт сорить мы возле него не намерены:
Я не пойму, какою силой
Сумел потрясть он шар земной?
Но он потряс…
Сооружающие взрывные устройства на погибель царям террористы, стреляющие в живот губернаторам террористки не чванливы, уволокли с кровати дворянина-контрика на расстрел – они в его кровать и веки смежили. Кровь на мостовых их не угрызала, сиротство детей, забранных у арестованных и уничтоженных, не тормошило рыцарей народной революции. Дети – дети. Чужие – и в приюте покушают.
Горький – из босяков. Макаренко – педагог незаменимый. Колонии малолетних бандитов – советские университеты. А еще ядовитее: из них, колоний, несчастных детишек, у кого отцы и матери чекистской пулей просверлены в каменных подвалах, детишек, в ЧК, в ЧК призывали, хватать, как подросли и шинели ремнем опоясали, и сверлить пулями неугодных.
Кровавые детишки – кровавыми отцами стали. Кое-кто свихнулся –
