уехала к бабушке на Буковину и осталась там. У него же вскоре началась совсем другая жизнь – семейная…
Он прошёл мимо секретарши Люсеньки, поздоровавшись с ней. Хотя Люсеньке было уже давно за сорок и размеры её тела шагнули за те пределы приятной полноты, когда женщина из «пампушечки» переходит в «толстушку», она так и осталась для всех Люсенькой.
– Мирослав Викторович, вам как обычно, чёрный, без сахара?
– Буду очень признателен.
Закрыв за собой дверь кабинета, он направился к окну. Это были, пожалуй, самые приятные минуты службы – утренний кофе – перед тем, как в очередной раз окунуться в мир насилия, звериной злобы и подлости.
Стоя у окна, Мирослав Викторович наблюдал за обычной уличной жизнью, но мысли его были далеко. «Я устал, я очень устал… Каждый день из года в год видеть людскую… да нет, нелюдскую ненависть, зверство, насилие, кровь и горе…Зверство… Да зверям и в голову не придет то, что придумает извращённое сознание маньяка… Что за дьявольская сущность сидит в человеке? И почему у одних она может ничем себя не проявлять до самой смерти, а над душами других безраздельно властвует с детства – и такое приходилось встречать. Выходит, клирики правы – бес сидит в человеке…»
Скрипнула дверь – секретарша принесла кофе.
– Поставьте на стол, Люсенька.
Дождавшись, когда секретарша выйдет, он взял чашку и снова подошёл к окну. На улице стал накрапывать дождь. Юноша и девушка, держась за руки, пробежали через дорогу и, остановившись на тротуаре, стали целоваться – прямо под припустившим сильнее дождём.
Любовь!
Странная штука – любовь… Маньяки тоже зачастую убивают, как они утверждают, из-за огромной любви. Вот как Тимка, к примеру. Хотя нет, сравнение не совсем удачное – Тимка же не маньяк, просто был в состоянии аффекта. Что там Тимка сказал мне о любви? Чтоб понять, нужно любить… Может, он был прав? Любовь… Да была ли она, на самом деле? Нет, конечно же, была… Вот только…
Перед мысленным взором полковника мгновенно возникла картина, которую, как ни крути, из жизни не выбросить: вот он приходит домой, слышит разговор жены, подходит, незамеченный, к двери в спальню… Светлана сидит на неубранной кровати, спиной к двери, на полу – пустая бутылка из-под коньяка. Заплетающимся голосом его жена громко и визгливо кричит в телефонную трубку:
– Как – что хочу? Бабки гони, ты понял, папаша хренов?.. А не то придётся рассказать Лизке об ещё одной твоей дочери – Анжелике… Рассказывай, я не боюсь! Это ты бойся, чтобы Лизка и её родственнички тебя не выгнали… Ладно, проехали… До завтра, пупсик!.. Там же, где и всегда. Бабки не забудь прихватить…
Из оцепенения его тогда вывел непрекращающийся плач Анжелики. Мирослав вспомнил, как стоял тогда, ошеломлённый, и смотрел на маленькое орущее создание в детской кроватке, к которому так привязался за это время. Дочь греха. Дочь…
Да, Тимка, ты был в чём-то
