вошел в группу талантливой, новаторски мыслящей, театральной молодежи и осуществил с Д. Халлом (сокурсником по Гарварду, в дальнейшем известным американским детским писателем) самостоятельную постановку балета. Музыку к нему написал композитор А. Штейнерт, танцевали популярные тогда в США танцовщицы сестры Брагнотти. Работы Святослава Рериха для театра были замечены. Адольф Больм, много лет гастролировавший с Анной Павловой и принимавший участие в труппе С. П. Дягилева, с 1916 года жил в США, где и создал балетную труппу «Ballet Intime». Именно из этой труппы вышла знаменитая впоследствии прима-балерина лондонской оперы «Covent Garden» – Руфь Пейдж. Святослав Николаевич был приглашен Больмом для совместной работы и особенно много занимался созданием костюмов для спектаклей с участием Р. Пейдж. Позже эти рисунки она использовала в работе с созданной ею в Чикаго балетной труппой.
Сближение с театральными кругами Америки нашло отражение в портретном творчестве Святослава Рериха. Им были написаны портреты известной танцовщицы Альбертины Витак, танцора Честера Хейла (1923)[64] и др. В Нью-Йорке Рерихов посещали проживавшие в США композиторы Сергей Васильевич Рахманинов и Сергей Сергеевич Прокофьев, создававший тогда музыку для оперы «Любовь к трем апельсинам». Елена Ивановна очень ценила Прокофьева, и тот часто играл у Рерихов свои новые вещи, делился с ними своими творческими планами.
Архитектура, живопись, скульптура, театр, музыка, активное участие в работе культурно-просветительных учреждений, встречи с учеными, писателями, общественными деятелями – не много ли для молодого человека восемнадцати лет от роду? Не наблюдалось ли в этом разбросанности, неуверенного поиска своего пути? Нет, нимало. Скорее здесь можно было усмотреть преемственность, семейную традицию. Отец Святослава в молодые годы также одновременно изучал живопись и юриспруденцию, занимался археологией и литературой, когда же ему предложили еще и должности помощника директора Музея искусств и редактора искусствоведческого журнала, то он, на всякий случай, обратился к своему учителю А. И. Куинджи с вопросом – не повредит ли все это живописи? Знаменитый русский художник, хорошо знавший своего ученика, ответил: «Занятый человек все успеет, зрячий все увидит, а слепому все равно картин не писать».
Святослав Николаевич придерживался такого же мнения и, не изменяя своему основному призванию, стремился к тому максимальному пределу реализации человеческих возможностей, живым примером которого являлись для него родители. Через много, много лет он напишет: «Истоки моего искусства неразделимо связаны с Николаем Константиновичем. Он всегда поощрял то, что, ему казалось, привлекало меня. Меня всегда как-то привлекал портрет человека. С самых ранних лет я любил портрет и человеческую фигуру. К сожалению, мои самые ранние работы не сохранились. Есть маленький автопортрет, когда мне было пятнадцать лет. Я всегда любил скульптуру и одно время много работал и учился скульптуре. Но,
Так в тексте.
