мигнул фарами, когда я вышел из машины. Под ногами лежали опавшие листья и пачки от сигарет; осколки разбитого безопасного стекла, сметенные в сторону поколениями врачей «Скорой помощи», скопились в маленький сугроб. Я глядел на это пыльное ожерелье, хлам тысяч аварий. Лет за пятьдесят, по мере того, как здесь будут разбиваться новые и новые машины, осколки образуют пляж. Появится новая раса пляжных бродяг, прочесывающих кучи осколков лобового стекла в поисках окурков, использованных презервативов и монеток. Под новыми геологическими наслоениями веков автомобильных аварий останется погребенной и моя маленькая смерть, безымянная, как затянувшийся шрам на окаменевшем дереве.
Неподалеку припарковался на обочине пыльный американский автомобиль. Широкоплечий водитель смотрел на меня через заляпанное грязью лобовое стекло, прислонившись к дверной стойке. Когда я переходил дорогу, он поднял камеру с трансфокатором и уставился на меня через окуляр.
Рената оглянулась на человека через мое плечо, тоже удивленная, и открыла мне дверцу.
– Вести сможешь? Это кто – частный детектив?
Когда мы поехали по Вестерн-авеню, высокий мужчина в кожаном пиджаке прошел по дороге до места нашей парковки. На кольце я развернулся, чтобы разглядеть незнакомца. Он не спеша прогуливался среди следов шин на полотне дороги, словно повторял по памяти какую-то невидимую траекторию. Солнце высветило шрамы на его лбу и губах, и я узнал молодого доктора, который выходил из палаты Хелен Ремингтон в Эшфордской травматологической больнице.
Глава 6
В последующие дни я арендовал разные автомобили в прокатной компании студии, выбирая самые разные модели – от тяжелого американского кабриолета до мощного спортивного седана и итальянской малолитражки. То, что сперва было шуткой, чтобы подразнить Кэтрин и Ренату – обе не желали, чтобы я садился за руль, – вскоре превратилось во что-то иное. Первая короткая поездка на место аварии вызвала призрак мертвеца, а главное – мысли о моей собственной смерти. В каждой из арендованных машин я проезжал мимо места аварии, представляя новую смерть, новую жертву и новый набор увечий.
В машинах, как бы ни старались их отчистить, оставались следы предыдущих водителей: отпечатки каблуков на коврике под педалями; сухой окурок со следами немодной помады, прилипший на жевачке к крышке пепельницы; паутина странных царапин, как хореография неистовой борьбы, на виниловых сиденьях – словно два калеки пытались изнасиловать друг друга. Ставя ноги на педали, я буквально чувствовал всех этих водителей, их тела, их тайные встречи, попытки ускользнуть, тоску. Под грузом этих наслоений я заставлял себя ехать осторожно, словно меня могла ткнуть выступающая рулевая колонка.
Сначала я ездил бесцельно, привыкая к незнакомым органам управления, по объездным дорогам к югу от аэропорта, среди водохранилищ Стануэлла. Потом я огибал восточное крыло аэропорта и направлялся к дорожным развязкам Харлингтона, где движение в час пик на выезде
