когда тошнота и головокружение прошли, я осторожно поднялся по черной лестнице в холл, прошел в закуток, где Магнус держал всякий хлам – дождевик, сапоги и прочее, – и взглянул на себя в зеркало, висевшее над раковиной. Вид у меня был более или менее нормальный – слегка побледнел, и только. Срочно нужно было чего-нибудь выпить, и покрепче. Но тут я вспомнил, как Магнус говорил: «Никакого спиртного как минимум в течение трех часов после принятия препарата. Потом немножко можно». Чай, конечно, не то, но вдруг все-таки поможет, и я прошел на кухню – поставить чайник.
Когда Магнус был ребенком, здесь находилась столовая – он переделал ее совсем недавно. Ожидая, пока закипит чайник, я выглянул в окно и посмотрел вниз, во двор. Он был вымощен камнем и со всех сторон окружен старой замшелой стеной. Как-то в порыве энтузиазма Магнус попытался переделать его в уютный патио (так он его называл), где, если вдруг случится невыносимая жара, он мог бы разгуливать нагишом. Его мать, как он мне объяснял, никогда не занималась благоустройством этого дворика, потому что в него выходили только окна бывшей кухни.
Теперь я смотрел на этот двор совсем другими глазами. Невозможно представить все то, что я только что здесь видел: грязный двор с коровником, дорога, ведущая к лесу на склоне холма. И я сам, бредущий вслед за всадником через лес. Может, это все были лишь галлюцинации, вызванные чертовым препаратом? Когда я с чашкой чая в руке проходил через библиотеку, снова зазвонил телефон. Я подумал, что это, скорее всего, Магнус, и не ошибся. Его голос, как всегда четкий и уверенный, привел меня в чувство быстрее, чем любое спиртное, которое мне все равно в данный момент возбранялось пить, или тот же чай. Я уселся на стул и приготовился к долгому разговору.
– Я тебе звонил много раз, – сказал он. – Ты забыл, что обещал сам позвонить в половине четвертого?
– Не забыл, – ответил я. – Просто я был занят кое-чем.
– Догадываюсь чем. Ну как?
Я наслаждался этой минутой. Мне хотелось немного помучить его неизвестностью. Сама мысль об этом наполняла меня приятным ощущением власти. Но я понимал, что это ребячество и что я должен все ему рассказать.
– Сработало, – сказал я. – Стопроцентный успех.
По молчанию на другом конце провода я понял, что для него это полная неожиданность. Он был уверен в неудаче. Когда наконец я вновь услышал его голос, он звучал так тихо, как будто Магнус разговаривал сам с собой.
– Не могу в это поверить, – сказал он. – Просто потрясающе… – Но, как всегда быстро овладев собой, продолжал: – Ты сделал все точно по инструкции, как я тебе велел? Рассказывай все по порядку… Подожди, а ты себя хорошо чувствуешь?
– Да, – сказал я. – Вроде бы да. Хотя чертовски устал, порезал руку, и меня сильно тошнило.
– Пустяки, дружище, сущие пустяки. Это быстро проходит. Продолжай.
Его нетерпение передалось мне, и я пожалел, что он сейчас не здесь, рядом со мной, в этой комнате, а за триста миль
