То есть уже тогда граф был способен устроить сценку, чтобы не быть убитым. Шесть лет, когда Сильвио ожидал своего «выстрела», сильно его переменили: пропали прежняя спесь и удаль, он уже не так честолюбив, не интересуется внешностью, своим бытом, хотя сохранил благородную привычку быть среди общества и покровительственно его угощать. Не только месть и желание убить графа определяют теперь его цель, а необходимость достойно ответить на смелый вызов противника, не быть униженным его превосходством, его бесстрашием. «Что пользы мне, подумал я, лишить его жизни, когда он ею не дорожит? Злобная мысль мелькнула в уме моем». Через шесть лет Сильвио способен признаться другому человеку в своей «злобной мысли». И его товарищ, рассказчик, выслушав историю и признание Сильвио, испытывает «странные, противоположные чувства». Сильвио по-прежнему охвачен местью, но он теперь может видеть и осмысливать всю ситуацию со стороны. Быть прежним гусаром он уже не может, но и отказаться от выстрела он тоже не желает. Встреча с графом должна была разрешить «противоположности». И Сильвио спасает, помогает ему преодолеть честолюбие его благородство. «Мне все кажется, что у нас не дуэль, а убийство», – говорит Сильвио и предлагает вновь кинуть жребий (а вот действия графа похожи на убийство). «Ты, граф, дьявольски счастлив», – слышим мы слова Сильвио. Не является ли счастье графа – богатство, знатность, молодая жена (через пять лет у них нет детей), обширный кабинет с книгами, которые он не читает, – обманчивым и обманным, притворным, как притворно его бесстрашие и благородство перед Сильвио, как притворен разговор супругов перед гостем? Не случайно, что Пушкин не называет имени графа, но называет имя графини, персонажа второстепенного, отказывая этим графу в главном положительном свойстве человека. Сильвио по времени предстает в четырех моментах своей жизни: когда он в полку, молод, привык первенствовать, буянить и хвалиться пьянством; через шесть лет в ожидании выстрела: усмиренный, размышляющий, но все еще жаждущий отмщения; при встрече с графом, когда выстрел произведен мимо соперника; и в конце жизни, когда он гибнет в Греции, в отряде этеристов «во время возмущения Александра Ипсиланти». Сильвио в своей жизни пережил перемену, перерождение, возрастание, тогда как граф остался прежним честолюбцем и притворщиком, прибавив к своему тщеславию богатую красавицу-жену, которую в семейной жизни подчинил себе и которой прикрылся от «выстрела» Сильвио.
Отложенный выстрел помог одному из дуэлянтов найти свое человеческое достоинство, закончить жизнь с честью, а другому еще более растерять его, унизить свою честь перед лицом смерти. «Будешь меня помнить, – говорит пушкинский герой сопернику. – Предаю тебя твоей совести».
Образ «метели» в повести «Метель»
В название пушкинской повести вынесено слово «метель». Она, метель, удерживала Марью Гавриловну от бегства из родного дома, расстроила венчание двух «любовников», и она же свела, «повенчала»