стеной общепринятых представлений.
«Греки считали, что иногда путь просветления можно уподобить пути ослепления».
Вполне возможно, что младенец, как и человек золотого века, ближе не к животному, а к божественному началу жизни. И цивилизованным он становится не через приобретение чего-то высшего, а, напротив, через умаление этого высшего внутри себя. Реальное бытие требует приземленного, утилитарного понимания жизни и отношения к ней. Поэтому прав Бердяев, когда говорит, что взрослый человек в большей мере является продуктом «вырождения», «обеднения» как по отношению к своему детству, так и в сравнении с человеком, существовавшим на заре истории, в детстве человечества, его золотом веке.
В интересах более качественной адаптации к конкретной действительности жизнь заставляет ребенка отсекать в себе, словно бритвой Оккама, все с точки зрения данной действительности лишнее, ненужное. Видимо, в этом есть определенная целесообразность. Лишаясь большинства изначальных потенций, человек взамен получает возможность максимально насытить энергией и довести до совершенства то немногое, что больше всего отвечает требованиям жизненной ситуации.
«Все страдания юности – это не что иное, как история медленного пленения психического существа. Мы говорим о “страданиях роста”, но, скорее всего, существуют лишь страдания от удушья, а зрелости достигают тогда, когда состояние удушья становится естественным состоянием».
В начале ХХ века Отто Вайнингер в книге «Пол и характер» предложил различать талант и гениальность. Первый он рассматривал как нечто приобретенное человеком в ходе жизни, связанное с определенными умениями и навыками и направленное во внешнюю жизнь индивида. В то время как гениальность для него – сугубо имманентное свойство человека. Она – непосредственно от Бога. Не случайно в древних языках «гений» определяется как «божественный дух». Талант же есть приземленные, измельчавшие в суете реальной жизни остатки активности этого духа. Такой подход позднее получил признание у значительной части психологов.
Как известно, золотой век не знал узких специалистов, талантливых в какой-то одной сфере деятельности. На стадии детства человечества сохранявшие божественное подобие люди во всем были гениальны (и почти всесильны). Таков же в своих возможностях и каждый нынешний младенец. Знание любых тайн, дар пророчества и все прочие «чудеса», творимые древними, и в его силах. Нет ограничителей в проявлении детской гениальности.
Карл Юнг, сравнивая изначальные потенции ребенка с тем, что он осознает, став разумным, писал, используя свойственную неофрейдизму терминологию: «Бессознательное с его неопределенной протяженностью можно уподобить морю, сознание же скорее – острову, что возвышается над морем» (169, 54). Этот «остров» есть результат исключения из сферы возможного использования
