кожи, темные шелковые штаны, опоясанные широким кушаком с бахромой, и высокие сапоги, а на голове большая войлочная шляпа, с которой до самых плеч свисало черное перо.
Во всем облике этого человека было что-то мрачное. Его бледное, будто мраморное, лицо с короткой черной бородкой, слегка завитой и подстриженной под библейского пророка, резко выделялось на фоне воротника и широких полей шляпы. Однако черты лица его были прекрасны: правильный нос, небольшие красные, как коралл, губы, широкий лоб, прорезанный неглубокой морщиной, придававшей ему меланхолический вид. Его черные как уголь, красивого разреза глаза под длинными бровями сверкали иногда так, что приводили в трепет даже самых бесстрашных флибустьеров всего залива.
Его высокая, стройная фигура, величавая осанка, аристократические руки сразу выдавали в нем человека знатного происхождения, привыкшего повелевать.
С капитанского мостика сошел человек и направился к ним, держа руку на пистолете.
При его приближении моряки со шлюпки переглянулись с некоторым беспокойством, прошептав одновременно:
– Черный Корсар!
– Кто вы такие и откуда плывете? – спросил их Корсар, остановившись перед ними и не снимая правой руки с пистолета.
– Мы пираты с Тортуги, нас зовут Береговыми братьями, – ответил Кармо.
– А плывете?
– Из Маракайбо.
– Вы бежали от испанцев?
– Да, капитан.
– С кем вы ходили в море?
– С Красным Корсаром.
При этих словах Черный Корсар вздрогнул. Постояв минуту в молчании, он метнул на обоих пиратов взор, в котором сверкали молнии.
– С моим братом, – сказал он, и голос его дрогнул. Он схватил Кармо за руку и потащил его на корму.
Подойдя к капитанскому мостику, Корсар повернулся к человеку, застывшему там в ожидании, и приказал:
– Держитесь подальше от берега, сеньор Морган, оружия не складывать, фитили держать зажженными, обо всем подозрительном докладывать немедленно.
– Слушаюсь, капитан, – ответил человек на мостике. – Ни одно судно или шлюпка не подойдет к кораблю без вашего ведома.
Не выпуская руки́ Кармо, Черный Корсар спустился с ним вниз, вошел в небольшую, элегантно обставленную каюту. Хотя на пиратских кораблях после девяти вечера запрещалось зажигать свет, она была освещена лампой с позолоченным абажуром. Показав на стул, он кратко сказал:
– Теперь говори.
– Я к вашим услугам, капитан.
Однако капитан не стал задавать вопросы Кармо, а, скрестив руки на груди, принялся пристально его рассматривать.
Лицо Черного Корсара побледнело еще сильнее, приобретя почти мертвенный оттенок, грудь вздымалась от волнения.
Дважды он приоткрывал уста, словно собираясь что-то сказать, но так и не произнес ни слова, словно боясь задать вопрос, ответ на который, как он предчувствовал, будет ужасным.
Наконец, сделав над собой
