align="right">Наградой за праведный поступок является необходимость его.
Океан мерно дышал ночным прибоем. В этом убаюкивающем всю ночь ритме наступила пауза, то мгновение глубокого затишья перед самым важным событием наступающего дня – перед восходом.
Мэй сидел на балконе своего номера в позе лотоса. Привычно читая Тантры, и он застыл, понимая слитно со всей планетой, что сейчас произойдет обыкновенное чудо – под лучами светила проснется жизнь.
Свое единение с природой Мэй ощущал со дня рождения. Камни и воды, деревья и воздух – Мэй слышал дыхание мира, как свое. И постоянно также чувственно размышлял о смысле мироздания. Именно чувственно, потому его духовные открытия являлись ему то странными картинами, то неуловимой мелодией, то стихотворными строками… Вчера Мэй нечаянно раздавил переползавшую дорогу гусеницу и сейчас думал о том, что не мохнатая зелень погибла под его ступней, а будущая бабочка и том, как изменился мир от этого.
Вдруг заполошно вскрикнула птица в темных зарослях и Мэй ясно представил себе как к ней в гнездо заползла змея. Да не к ней в гнездо – под одеяло к Филиппу… Мэй встряхнул головой от наваждения – привидится же такое. Ничего страшного – дрыхнет их славная команда по своим номерам без задних ног.
И каждому снится свое…
Саймон и Эндрю, Семен и Андрюшка часто видели одинаковые сны и чем больше подрастали, тем ярче становились их сновидения про детство, про солнечный Чернополь и бледнели картины кровавого триллера про спортзал с развешанными гранатами…
В соседнем номере разметалась в жарком сне Марго. Размытые абстрактные цветные пятна сумасшедшей конницей неслись в ее голове, они вдруг останавливали свой бег и Марго в белоснежном платье и увенчанная короной спускалась по парадной лестнице. У ног ее был огромный зал, он был полон мужчин, только мужчинами с одной странной особенностью – они все были усаты и это обстоятельство непонятно волновало Марго, отчего грудь ее бурно вздымалась и опускалась. Один из них с густыми черными усами так похож на дядю итальянских мальчишек… Он подходил к Марго все ближе и ближе и вновь поток цветных пятен продолжал свою скачку…
Женщины всех стран, всех цветов кожи, тихо качая колыбель, напевают песенку своему ненаглядному и звучит согретая теплом материнской любви эта мелодия, этот мотив в душе у ребенка всю жизнь. И в любви отца к своему сыну обязательно есть и звучит эхом колыбельная мамы.
Клод, отчим Филиппа, не спал. Он сидел в кресле около кровати и смотрел на своего мальчика. Спящий Филипп был особенно красив. Опущенные веки подчеркивали длину густых чуть загнутых ресниц. Клод хотел бы увидеть, что было скрыто за высоким лбом Филиппа, попасть в его сновидение. Неужели ему по-прежнему снятся горящие автобусы в предместьях Парижа, подожженные руками Филиппа? Или он под влиянием отеческой любви Клода уже превратился из злого волчонка в дружелюбного щенка?..
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу
