нас, – наконец произнес он хриплым голосом, затем посмотрел на мистера Хэвишема и, дотронувшись до своей шляпы, сказал: – Благодарю вас, сэр, за то, что вы привели его сюда, и за то, что вы сделали… Он… он такой забавный малютка, такой удивительный человечек…
Седрик с адвокатом ушли, а чистильщик все смотрел им вслед грустным, ласковым взглядом, и в его глазах все еще стоял туман, и комок все так же сдавливал горло при виде маленькой фигурки, бодро шагавшей рядом со своим высоким провожатым.
До самого отъезда юный лорд все свободное время проводил в лавке мистера Хоббса.
Бакалейщик погрузился в уныние, он буквально пал духом.
Когда мальчик принес ему прощальный подарок в виде золотых часов с цепочкой, мистер Хоббс не сумел надлежащим образом выразить свою признательность. Он положил футляр на свои могучие колени и несколько раз громко высморкался.
– Там, внутри футляра, написаны слова, – сказал Седрик. – Я сам объяснил тому человеку, что он должен написать: «От старинного друга, лорда Фаунтлероя, мистеру Хоббсу. Взглянув на часы, вспомните меня». Я не хочу, чтобы вы меня забыли!
Мистер Хоббс опять громко высморкался.
– Я не забуду тебя, – сказал он слегка охрипшим голосом, таким же, как говорил, прощаясь, Дик. – И ты не забудь меня, когда попадешь к английским аристократам…
– С кем бы я ни был, я не забуду вас! – заверил своего друга маленький лорд. – Я провел с вами самые счастливые часы моей жизни, или, по крайней мере, несколько самых счастливых часов. Надеюсь, что вы когда-нибудь приедете ко мне. Я уверен, что мой дедушка будет очень рад вас видеть. Он обязательно пригласит вас, когда я расскажу ему о нашей дружбе. Это ведь ничего, что он граф? Я хочу сказать, вы ведь не откажетесь приехать только потому, что он аристократ?
– Я приеду, чтобы повидать тебя, – милостиво кивнул бакалейщик.
Было решено, что если мистер Хоббс получит настоятельное приглашение от графа приехать на несколько месяцев в замок Доринкорт, то он забудет свои республиканские предрассудки, уложит чемодан и отправится в путь.
Наконец все было готово к отъезду. Наступил день, когда сундуки увезли на пароход, а перед домом остановился экипаж. И тут мальчиком овладело странное, непривычное чувство грусти. Миссис Эррол на некоторое время заперлась в своей комнате, а когда она спустилась вниз, глаза ее казались очень большими и влажными, а нежные губы слегка дрожали.
Седрик подошел к матери, она наклонилась к нему, и они обнялись. Седрик чувствовал, что им обоим отчего-то грустно, но едва ли он полностью сознавал, отчего именно. Однако нежное сердечко подсказало ему нужные слова.
– Мы любили этот маленький домик, Дорогая, не правда ли? – сказал он. – Мы всегда будем любить его, – да?
– Да… да, – прошептала миссис Эррол. – Да, мой милый…
А потом они сели в экипаж. Седрик уселся как можно ближе к маме, и когда она оглядывалась
