на оконное стекло, в котором дробились отражения и тени. Хотелось курить, но я не знал, какой сигареты с каким дымом вытащу в темноте, наугад. Я не хотел сегодня ни в чем полагаться на волю случая, даже в мелочах.
Я должен был решить, что делать дальше.
Есть легенды, есть история, и есть вещи известные каждому. Все они смешались сейчас, рассыпались как листы расплетенной книги, и я не знал, на что опереться.
Вещи врагов, пропитанные магией и песнями, хранились здесь, на границе, ждали меня сотни лет, – как такое возможно?
Враги живут среди нас, носят наши имена и не отличаются ничем, – так зачем же одной из них называться древним именем?
Все знают, однажды враги явят свою истинную суть, и война начнется на каждой улице, в каждом доме, – так для чего же им сейчас нападать на приграничные деревни?
Чтобы ослабить нас? Чтобы отвлечь?
Я закрыл глаза. Мысли толпились, жгли меня и рассыпались пеплом. Я сидел там же, где сидела Арца вчера, я мог протянуть руку и коснуться чашки, из которой она пила. Но сколько я ни вслушивался, я ни мог уловить следов чужой магии, отзвуков древних песен.
Но я знал, где искать ответ.
Я отправился мыслью обратно, в Рощу, в вечерний сумрак, к журчанию ручья, к камням, еще хранящим дневное тепло. Туда, где мы с Нимой слушали учителя. Зертилен говорил: «Если вокруг вас слишком много песен, вы тонете в них и не можете совладать с потоком; или если нет ни одной, пустота, – тогда слушайте ту песню, которая звучит внутри вас. Поначалу ее трудно услышать – но она всегда вам ответит, даже если смолкнут все песни мира».
Закрыв глаза, я сидел в предрассветной тишине и слушал свою песню.
Моя песня дрожала в глубине сердца, и чем дольше я слушал, тем громче она становилась, струилась в крови, скользила в дыхании. Она то обретала слова – слишком стремительные, не разобрать – то превращалась в чистый звук, в самую высокую ноту. Я был этой песней, и все же она не была мной.
Дай мне ответ, попросил я.
Песня схлынула, словно отлив, но оставила после себя мысль, прозрачные камешки слов.
Это значит, что война совсем скоро.
Я зажег фонарь и вернулся в комнату. Высыпал на пол бумаги, привезенные из столицы, нашел ту, которая была мне нужна – карту предгорий. Рилэн пробормотал что-то, но я не мог сейчас ему ответить, мне нельзя было отвлекаться, я шел по невидимой струне. Один шаг в сторону – и я забуду, что должен делать.
Входная дверь заскрипела под моей рукой. Утренний туман стлался к земле, – дом, в который привела меня вчера Аник, был почти невидим.
Мне нужно было туда.
Это холодное утро, темное небо, перекличка часовых, – мешали мне. Мне нужна была уверенность, нужна была сила.
«Когда ты поешь, – говорил Зертилен, – всегда сохраняй в сердце холодную искру. Не дай волшебству унести тебя, не дай захватить полностью».
«Нет, нет, – говорил Кимри, – пусть ничего не останется! Отдай песне свою душу, пусть твоя душа станет песней – тогда ты уничтожишь тысячи, десятки
