было уже слишком. Обращение «Ган» стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. Влас схватил художника за грудки и с силой тряхнул, выкрикивая в лицо:
– Воскобойников! Моя фамилия Воскобойников!
Дамы испуганно вскрикнули и прижали ладони к губам. Из дальнего конца залы к ним спешила хозяйка.
– Господа, я прошу вас! Господа! – размахивая сложенным веером, умоляюще кричала она.
Власа отпустило, и он, выдохнув, разжал сведенные судорогой пальцы, освобождая полы бархатной куртки неприятеля.
– Черт знает, у вас в фотографическом ателье все Ганы, – оправляя куртку и искоса поглядывая на Воскобойникова, пробурчал Вересаев.
Хозяйка взяла сторону Власа. Она с укором посмотрела на художника и, упрекая, проговорила:
– Семен Валерьянович, если не хотите меня обидеть, извинитесь немедленно! Стыдно не знать племянника Пшемислава Карловича Магельского!
Припертый к стенке, художник мрачно пробурчал:
– Прошу прощения, господин Воскобойников. Видит бог, не хотел вас обидеть. Ни вас, ни вашу знакомую.
При этом смотрел на Власа лютым волком. Изображая любезность, художник протянул Власу руку и, пожимая, склонился к самому его уху, прошептав:
– Берегитесь, юноша! Я обиды не прощаю!
Всерьез угрозы Влас не принял – мало ли кто что в запале сболтнет? И, расхаживая по гостиной, останавливался то у одной группки беседующих, то у другой, не зная, следует ли ему дожидаться Раису Киевну или можно с чистой совестью отправиться домой. Одна из затронутых тем его заинтересовала, и Воскобойников остановился. Говорили о слабости царя и деспотизме царицы, управляемой Распутиным и фрейлиной Вырубовой.
Влас внимательно слушал полную негодования речь разгоряченного графа Урусова, когда его тронули за плечо, и чья-то ледяная рука взяла его пальцы, потянув в сторону выхода. Он обернулся и увидел лихорадочно пылающее лицо Раисы.
– Увезите меня отсюда, – одними губами прошептала она.
Сожалея, что не дослушал, юноша покорно принял Симанюк под локоток и увлек в прихожую. Он почти физически чувствовал, как их провожают заинтересованно-насмешливыми взглядами, и прекрасно понимал, что этот насмешливый интерес вызывает отнюдь не его персона. Кое-как нацепив шубейку и пристроив на голову меховую шляпку, Раиса Киевна низко опустила вуаль, выбежала из квартиры и припустила по лестнице вниз. Влас еле успел сунуть ноги в калоши, подхватить пальто и устремиться вдогонку.
Всю дорогу до вокзала Симанюк молчала, молчала она и в поезде. Вернувшись домой, все так же безмолвно поднялась на мансарду, отперла дверь, прошла по коридору и скрылась в своей комнате, запершись на ключ.
Влас предпринял робкую попытку постучать, но ответом ему была презрительная тишина. Заглянув к Ригелю, Влас убедился, что приятель спит, и отправился к себе, чтобы последовать его примеру. Раздеваясь перед сном, он помимо воли представлял
