времени дремал заправский бизнесмен, путем рискованных операцией удвоил капитал, приобрел шикарный дом на Фонтанке, сошелся с интеллектуальной и творческой элитой Петербурга. Он был на короткой ноге с многими знаменитыми литераторами, отчасти интересовался подпольным движением, занялся изданием рафинированных поэтов, которые считались гениями поболее Пушкина. Денег это не приносило, однако Владимир Арбенин, превратившийся в статного седого господина с тонкими усиками и изящной бородкой, мог позволить себе тратить деньги на искусство.
Семейная жизнь четы Арбениных, несмотря на сплетни, распространяемые злопыхателями, протекала на редкость дружно. Елена стала для мужа скорее другом, чем женой. Они подолгу могли рассуждать о массе интересных вещей, Елена, отличавшаяся блестящими математическими способностями, дала Владимиру несколько ценных советов по вложению денег на бирже – это принесло им около ста тысяч рублей. Она знала, что он изменяет ей, однако по странной уверенности она понимала, что он никогда и ни за что не бросит ее. Владимир и не собирался этого делать. Елена устраивала его во всех отношениях. Он внезапно понял, что в университетских кругах как России, так и зарубежья Елена считалась талантливым ученым, и это только добавляло ему гордости за супругу.
Роды начались неожиданно. Елена, чувствовавшая себя ранним рождественским утром неважно, вдруг потеряла сознание, когда одевалась в спальне. Благо, что верная горничная Ляша, которая нянчила Леночку Корф, помогала своей хозяйке с утренним туалетом и оповестила дикими криками весь дом, что госпоже плохо.
Срочно прибывший доктор констатировал чрезвычайно серьезную ситуацию. Все визиты, намеченные на этот праздничный день, были мгновенно отменены. Владимир мерил шагами кабинет на первом этаже, выкуривая одну за другой крепкие сигареты. Он поручил жизнь супруги и ребенка заботам лучших петербургских врачей.
Родители Леночки находились в Баден-Бадене, и Арбенин строжайше запретил кому-либо давать телеграмму о критическом положении их дочери.
По шикарному особняку на Фонтанке сновали слуги, несколько самых проверенных повитух были вызваны к Арбениным.
Около пяти вечера в дверь кабинета Владимира Арбенина постучали. Кирилл Максимович Эстрегази, светило гинекологии, которого экстренный вызов к Елене вырвал из-за праздничного стола, прошел внутрь и опустился в кресло. Белая рубашка была в крови. Он закурил.
– Кирилл Максимович, как Елена? – первым нарушил молчание Владимир Арбенин. Он, всегда уверенный в благополучном исходе любой ситуации, вдруг ощутил страшную панику. Почему Эстрегази молчит, в чем дело?
Огромный особняк, казалось, тоже затих. За окнами уже сгустилась тьма. Январь выдался на редкость снежным и суровым.
– Поздравляю вас с дочерью, Владимир Ипатьевич, – сухо произнес Эстрегази. – Она появилась на свет десять минут назад.
– А что с моей женой? – спросил Арбенин. – Как Елена, скажите, прошу вас!
– Ее
