бы потому, что строительство воздушных замков – дело приятное и легкое, а снос их – тяжел и неприятен.
Сослуживец, очищавший совместно со мной плац от смерзшихся осадков, прошептал, улучив момент, когда сержант отошел по нужде за мусорный бак:
– Сегодня после обеда мойка окон в казарме. Я вот что думаю, Толь: может, я того… ну, как бы оступился с подоконника, а ты подтвердишь, что случайно… Чтоб членовредительство не пришили…
– А смысл?
– Третий этаж. Приземлюсь на лодыжку – месяц госпиталя гарантирован! Кайф!
– Лучше уж на простуду закоси…
– Ха! Ты что, начальника медчасти не знаешь? Старуха, майор… По-моему, она практику в Бухенвальде проходила… Ты к ней придешь с простудой, уйдешь с пятью нарядами вне очереди… У нее госпитализация только по жизненным показаниям. Вернее, по не совместимым с жизнью…
– Разговорчики, курсанты! – зарычал из-за бака сержант.
– Яволь, унтерштурмфюрер! – прошептал мой сокурсник, имитируя энергичный мах метлой.
– Ну давай, парашютируй… – согласился я.
Однако от трехэтажного прыжка товарищ мой воздержался, благоразумно решив не рисковать своими нижними конечностями, еще способными пригодиться в дальнейшем, тем более, несмотря на неимоверные нагрузки и изуверскую дисциплину, умереть бы ему ни при каких обстоятельствах в сержантском инкубаторе не дали, хотя и жить – тоже.
В свою очередь я, творчески идею товарища переработав, на одной из тренировок в гимнастическом зале симулировал сначала неловкое падение с брусьев, а затем – сотрясение мозга, подгадав при этом момент, когда многоопытная старуха-майор медчасть покинула, и ее замещал фельдшер-сверхсрочник, безграмотно принявший мой учащенный – после основательной физической нагрузки – пульс за симптом резко поднявшегося артериального давления и после укола магнезии отправивший меня во избежание какой-либо ответственности в Реутово, где располагался госпиталь внутренних войск.
В госпиталь меня привезли вечером на армейском уазике, за что сопровождавшая больного медсестра получила изрядный нагоняй от дежурного врача-полковника, ибо транспортировать меня, оказывается, предписывалось в лежачем положении, на подвесной койке и, соответственно, на специально оборудованной для того машине.
– Вы у меня под трибунал пойдете! – орал полковник на несчастного медработника, перед которым я мысленно извинялся, одновременно не без опасений раздумывая о том, что будет со мной, если вскроется факт симуляции.
Пронесло.
Я сослался на тошноту, темные точки, плавающие в глазах, боль в затылке и вскоре очутился на восхитительно широкой и мягкой кровати – именно кровати, а не на какой-то койке! – в хирургическом отделении госпиталя.
На ужин – прямо в постель! – мне принесли королевский закусон, где фигурировал кусок настоящей, без жилочки, говядины и, что меня поразило
