твердо пообещал я. – А ротному доложишь: так и так, по причине моральной и материальной изношенности, обогатив атмосферу планеты экологически вредными газами, скончался прибор… как его… проволочно-разрывной сигнализации за инвентарным номером ноль – тридцать пять – шестьдесят один. Прибор восстановлению не подлежит. Заявляю это тебе как лицо компетентное.
– Но…
– Что «но»?.. Ты потрясен утратой? Или покойный способствовал пресечению хотя бы одного побега?
– Какой там способствовал! Одна головная боль! – отозвался сержант уныло.
– Тогда в чем дело?
– Ты подтверди, что мы тут ни при чем, вот в чем дело! А то ротный подумает, караул с аппаратом чего нахимичил… Ребята тем более грозились…
– Кончина носила естественный характер, – успокоил его я. – О чем, если надо, можем составить акт вскрытия.
– Да нужен кому этот акт…
– Вот именно.
Таким образом, со средствами сигнализации, отвлекающими отдыхающую смену караула от сна, я разобрался в течение считанных минут и навсегда, полагая, что часовые на вышках со своими верными дружками калашниковыми куда надежнее и эффективнее обеспечат охрану жилой зоны, нежели десяток агрегатов, подобных тому, что был умерщвлен мною с безжалостной решимостью при первом же кратком знакомстве.
Открыв пирамиду с оружием, сержант вытащил из нее ключ. Сказал:
– Держи. От твоей блат-хаты.
– Какой еще…
– Ну, каптерки… Видел хибару на углу возле зоны?
– Да… – сказал я, припоминая побеленный кубик некоего малогабаритного строения, мимо которого недавно прошел, приняв его за сортир для караульных солдат.
– Вот там и есть твоя резиденция… японского царя, – уточнил сержант.
Далее я обошел периметр колонии по караульной тропе, выяснив, что если внутренняя запретная зона и основной глухой забор находятся в относительном порядке, то внешние охранные сооружения весьма пообветшали: истлевшие гирлянды путаной проволоки, официально именовавшиеся «малозаметным препятствием», свешивались с трухлявых серых столбов, еле державшихся в земле своими перегнившими основаниями, опоры же крайнего ограждения с предупредительными табличками «Стой! Запретная зона!» поддерживались в вертикальном положении исключительно за счет натянутой между ними ржавой провисшей колючки. То есть по принципу некоей взаимоустойчивости, как хоровод нетрезвых танцоров. Приведение этих перекошенных временем кольев в надлежащий вид требовало гигантских трудозатрат.
Свой променад вокруг исправительно-трудового учреждения я завершил у двери подведомственной мне каптерки.
Войдя туда, я был приятно обескуражен тем, что предстало моему взору.
Я находился внутри небольшой комнатенки с низким потолком, чью обстановку составлял письменный стол, стул с матерчатой обивкой сиденья и солдатская койка, аккуратно
