душой и надел лучшее, что у него было. Но когда к дверям подъехала машина, он в смятении сообщил, что не сможет меня сопровождать. Он отказывался объяснить перемену в своем настроении и отвечал на мои вопросы упрямым молчанием.
Потом все прояснилось. До него в последний момент дошло, что я повезу его во французскую миссию, против посещения которой его настойчиво предостерегали во время его лечения в больнице у шотландцев. Я объясняла, что он не так понял своих наставников и что сейчас его долг – ехать со мной. Он буквально каменел; его глаза так сильно закатились, что в глазницах остались красоваться одни белки, лицо покрылось каплями пота.
– Нет-нет, мсабу, – прошептал он, – я с тобой не поеду. В той большой церкви, я знаю, живет мсабу мбая сана – очень дурная.
Эти слова сильно меня огорчили, однако я решила, что тем более обязана заставить его поехать, дабы Пресвятая Дева сама рассеяла невежество кикуйца. В церкви святых отцов стояла бело-голубая гипсовая фигура Святой Девы в человеческий рост, а статуи неизменно производили на африканцев сильное впечатление, тогда как рисованные изображения они воспринимали с большим трудом.
Пообещав Каманте защитить его в случае чего, я уговорила его поехать. Войдя за мной по пятам в церковь, он мигом забыл все свои страхи. Та Рождественская служба получилась самой удачной в истории миссии. Сценка рождения Христа получилась очень правдоподобной: это был доставленный из Парижа грот со Святым Семейством, освященный горящими в небе звездами и окруженный сотнями игрушечных животных – деревянными коровками и ягнятами из ваты, причем без лишней заботы о соблюдении масштабов, что должно было еще больше растрогать кикуйю.
Став христианином, Каманте расстался со страхом прикосновения к мертвому телу. Раньше он смертельно боялся трупов, и когда однажды у меня на террасе скончался мужчина, принесенный к дому на носилках, он вместе с остальными не пожелал участвовать в его выносе. В отличие от соплеменников он не попятился на лужайку, а застыл рядом, как черный истукан. Почему кикуйю, совершенно не страшащиеся смерти, так боятся прикасаться к мертвецам, тогда как белые, боящиеся умереть, проявляют деловитость в обращении с трупами? Я до сих пор не знаю ответа. Здесь реальность их существования в очередной раз расходится с нашей. Всем фермерам хорошо известно, что в этом африканцы стоят на своем до конца, так что лучше не пытаться их переубедить: они скорее сами скончаются, чем пойдут на попятный.
Христианство излечило Каманте от страха, и он стал высмеивать соплеменников за невежество. Он даже хвастался вновь обретенным бесстрашием, словно подчеркивая могущество своего Бога. Мне приходилось подвергать испытанию его веру: мы с ним трижды переносили вдвоем мертвые тела. В первый раз это была девушка кикуйю, которую переехала телега, во второй – молодой кикуйю, погибший при валке деревьев, в третий – белый старик, живший на ферме, сыгравший там свою роль и там же скончавшийся.
Старик был
