это в деревне! Я расскажу это в деревне!» – пока наконец Ван Лун не сказал неохотно:
– Чего ты от меня хочешь?
Его гордость возмутилась тем, что это дело и впрямь может стать известно всей деревне. В конце концов, это его собственная плоть и кровь.
Поведение дяди сейчас же изменилось, гнев бесследно исчез. Он улыбнулся и положил руку на плечо Ван Луна.
– Ах, я знаю тебя: ты хороший малый, хороший малый, – сказал он ласково. – Твой старый дядя знает тебя. Ты мне как сын. Сын мой, немного серебра в эту жалкую старую руку, – скажем, десять монет или даже девять, и я мог бы начать переговоры со свахой. Да, ты прав. Пора, давно пора!
Он вздохнул, покачал головой и взглянул на небо.
Ван Лун поднял мотыгу и снова бросил ее на землю.
– Пойдем домой, – сказал он коротко. – Я не ношу с собой серебра, словно какой-нибудь князь.
И он зашагал вперед, в несказанном огорчении, что его доброе серебро, на которое он рассчитывал купить еще земли, должно перейти в руки его дяди, откуда оно выскользнет на игорный стол еще до наступления ночи.
Он шагнул в дом, оттолкнул двух маленьких сыновей, которые голышом играли под теплыми лучами солнца у порога. Его дядя с показным добродушием обратился к детям и вынул откуда-то из своей смятой одежды по медной монетке для каждого ребенка. Он прижал к себе их толстые и блестящие тельца и, приложив нос к их нежным шейкам, понюхал загорелую кожу:
– Ах вы, маленькие мужчины! – сказал он, обнимая их обоих с притворной любовью.
Но Ван Лун не остановился и вошел в комнату, где он спал с женой и вторым ребенком. Там было очень темно. Так ему показалось, потому что он вошел со двора, где светило солнце, и кроме полосы света из квадратного отверстия окна он ничего не видел. Но запах теплой крови, который он так хорошо помнил, ударил ему в ноздри, и он сказал быстро:
– Что такое? Разве твое время пришло?
Голос жены ответил ему с постели, и он никогда еще не слышал, чтобы она говорила так тихо.
– Все кончилось. На этот раз это только рабыня. Не стоит о ней говорить.
Ван Лун стоял неподвижно. Несчастье поразило его. Девочка! Девочка была причиной беды в доме его дяди. А теперь и в его доме родилась девочка.
Ничего не ответив, он подошел к стене, нащупал шероховатость, которой был отмечен тайник, и вынул комок земли. Порылся в маленькой кучке серебра и отсчитал девять монет.
– Зачем ты берешь серебро? – вдруг спросила жена из темноты.
– Приходится дать в долг дяде, – сказал он коротко.
Сначала его жена ничего не ответила, а потом сказала по-своему, откровенно и мрачно:
– Лучше не говори «дать в долг». У них в доме не берут взаймы. Там только принимают подарки.
– Я это хорошо знаю, – отвечал Ван Лун с горечью. – Давать ему – все равно что резать свое тело, да еще ни за что ни про что, разве только за то,
