теле сделала его жестоким, и он сказал себе, что в этот день он так же мучился во время работы, как она во время родов, и он только спросил между двумя взмахами косы:
– Это мальчик или девочка?
Она ответила спокойно:
– Это опять мальчик.
Больше они ничего не сказали друг другу, но он был доволен, и, казалось, было уже не так тяжело сгибаться и наклоняться. И, проработав до тех пор, пока луна не взошла над грядой багряных облаков, они убрали поле и пошли домой. После ужина, вымывши свое загорелое тело в прохладной воде и прополоскав рот чаем, Ван Лун пошел посмотреть на своего второго сына. Приготовив им ужин, О Лан легла в постель, и ребенок лежал рядом с ней, – толстый и спокойный, хороший ребенок, хотя и поменьше первого. Ван Лун посмотрел на него и потом вернулся в среднюю комнату очень довольный. Еще сын. И еще, и еще – каждый год по сыну. Нельзя же каждый раз тратиться на красные яйца, довольно того, что потратились для первенца. Сыновья каждый год. Теперь его дому везет. Эта женщина принесла ему счастье. Он крикнул отцу:
– Ну, старик, теперь у тебя есть второй внучек. Первого нам придется положить в твою кровать.
Старик был в восторге. Ему давно уже хотелось, чтобы внук спал в его кровати и согревал его зябкое старое тело, но ребенок не хотел уходить от матери. А теперь, неуверенно держась на своих младенческих ножках, он серьезным взглядом смотрел на другого младенца, лежащего рядом с матерью; и, словно понимая, что другой занял его место, он без протеста позволил перенести себя на кровать дедушки.
И опять урожай был хороший. Ван Лун получил серебро от продажи зерна и снова спрятал его в стене. Рис, который он собрал с земли Хванов, принес ему вдвое больше, чем рис с его собственного поля. Теперь все знали, что этот участок принадлежит Ван Луну, и в деревне ходили слухи, что его выберут старшиной.
Глава VII
В это время дядя Ван Луна уже становился обузой для семьи. Ван Лун с самого начала предвидел, что он станет обузой. Этот дядя был младшим братом отца Ван Луна и имел право рассчитывать на племянника, если ему с семьей нечего будет есть. Пока Ван Лун с отцом были бедны и плохо питались, дядя кое-как ковырял свою землю и собирал довольно, чтобы прокормить семерых детей, жену и себя самого. Но как только их стали кормить, все они бросили работать. Жена дяди не желала даже шевельнуться и подмести пол в своей лачуге; дети не давали себе труда вымыть перепачканные едой лица. Было прямо позором, что подросшие и уже на выданье девочки все еще бегали по деревенской улице с нечесаной гривой жестких, выгоревших на солнце волос, а иногда даже заговаривали с мужчинами. Ван Лун, застав за этим делом старшую из двоюродных сестер, очень рассердился на то, что она позорит семью, и позволил себе пойти к жене дяди и сказать:
– Ну кто женится на такой девушке, как моя двоюродная сестра, когда на нее может смотреть каждый мужчина? Уже три года, как она на выданье, а сегодня я видел, как какой-то лодырь на улице положил
