с братским наставлением и за подаянием – хрупкое равновесие между покоем, способствующим созерцанию (15, 5), и рвением о спасении душ. Синтез апостольства среди людей и молитвенной аскезы наилучшим образом воплотили в жизнь нищенствующие ордены.
Умирающий святой соглашается с предложением брата Виното укрыться в Арчелле, чтобы избежать большой тревоги и великого волнения (17, 9) падуанцев и встретить решающий час под кровом общины. Обессиленные невосполнимой и неожиданной утратой, братья решают не распространять страшное известие, чтобы не растоптала их, налетев, толпа народа (18, 1); их обитель должна остаться убежищем тишины и мира.
Однако, несмотря ни на что, новость стремительно разносится по всей Падуе, и братья еле успевают выстроить оцепление вокруг почившего, чтобы сохранить вокруг него «торжественное безмолвие». Описывая эти события, агиограф «разрывается»: с одной стороны, он симпатизирует и восхищается горячим благоговением горожан, с другой – любит священное молчание. На это противоречие указывают изящные выражения: отпустив народ, закрыли врата… чтобы избежать нападения (21, 8); толпа неожиданно напала… и бесстыдно сокрушила засовы и врата (ibid 9). Антоний теперь погружен в Божественное созерцание, стяжав бессмертие (19, 4), завершив трудный путь отречения от преходящего и постепенного погружения в абсолютное: живя во плоти, но не по плоти (47, 6).
Главным достоинством личности Антония и в агиографии, и в средневековой гомилетике называется харизма евангелизатора. Тема проповеди доминирует в Assidua, остальные достижения и стремления Антония подчинены ей: благовестие – особая миссия, которую ему надлежит исполнить на земле, это его уникальный вклад в дело спасения.
О том, как он изучал богословие, рассказывается именно в перспективе его будущей миссии сеятеля слова Божия. Родители вверяют маленького Фернандо духовенству собора – чтобы научить священным писаниям (2, 5). Во второй части четвертой главы, посвященной его восьмилетнему пребыванию в Коимбре, рассказывается о его необычайном упорстве в изучении Библии и сочинений Отцов Церкви: как для того, чтобы укрепиться в вере и жизни по Евангелию, так и для того, чтобы подготовиться излагать и защищать богооткровенную истину. В самом имени Антоний, выбранном после перехода к миноритам, агиограф усматривает предзнаменование: словно предвидя, что в будущем станет глашатаем слова Божия (5, 13). Анализируя общераспространенную этимологию имени, автор выводит его из словосочетания гром свыше – еще одна аллюзия на умение владеть разумом и голосом при возвещении глубоких, непростых истин Писания, настолько, что редко кто, даже из тех, у которых чувства навыком приучены, мог уразуметь его изысканную речь (5, 14). Тут Assidua единственный раз подчеркивает сложный характер вероучительных бесед Антония, под которыми следует понимать его лекции по библейскому богословию и наставления, обращенные к клирикам; и в наши дни Sermones (Проповеди) святого оказываются
