какого-то демона, а ты считаешь, что она красивая?!
– Да, пожалуй, и вправду шкура демона, – признал Манфрид, по-прежнему не сводя с нее глаз. – Наверное, мне не стоит ее трогать.
– Вот уж точно! – поддержал его Гегель, который в душе радовался, что брат не вспомнил, как он хулил Святую Деву.
– Нельзя ее просто так тут бросить, – заявил Манфрид, – а то найдет какой еретик и применит во зло.
– Как применит?
– Я же не еретик, откуда мне знать? Но они найдут ей применение, будь покоен. Наверное, нам лучше забрать ее с собой.
– Что за чертовщина? Никуда мы эту драную шкуру не потащим. Останется, где лежит.
Манфрид встревоженно прикусил губу:
– Так не пойдет. Может, ее закопать?
– Звучит разумно, хотя, думаю, сжечь было бы лучше.
– Но тогда пришлось бы к ней прикоснуться, чтобы отнести в лагерь, – заметил Манфрид.
– Можем на веточке отнести.
– А вдруг веточка сломается, и она тебе на руку упадет?
– Ты же ровно этого и хотел минуту назад.
Манфрид хмыкнул, по-прежнему гадая, мягкая шкура на ощупь или щетинистая.
– Можем тут развести огонь и сжечь, – предложил Гегель.
– А вдруг не сгорит.
– Что?!
– Сам подумай. Демоны-то выбираются из Пекла. Так что разумно предположить, что шкура у них огнеупорная. Иначе они никогда из Пекла не выбрались бы.
– Если это демон, – заметил Гегель.
– А что это, по-твоему, еще может быть?
– Больше похоже на тварь, про которую рассказывал Виктор из Австрии. Лю-гару[10] или как-то так, – задумчиво проговорил Гегель.
– Лю-гару?
– Ага, такие ребята, которые превращаются в волков.
– Этот демон показался тебе волком?
– Ну вот придираться не надо, – заметил Гегель. – Может, Нечистый его обманул и превратил в какую-то тварь. На кости глянь, больше на человеческие похоже, чем на кошачьи или демонические.
– Или волчьи.
– Я никогда не слыхал, чтобы демон предпочитал дневной свет лунному.
– Мантикора[11],– прошептал Манфрид и широко распахнул глаза.
– Это что такое?
– Чертова душа, братец, мы же убили мантикору! – воскликнул Манфрид и хлопнул Гегеля по плечу. – О них когда-то Адриан рассказывал.
– Который Адриан? Здоровяк Адриан?
– Нет, Крепыш Адриан. Крестьянин, с которым мы лагерем стояли два лета тому, ну, который предпочитал овец.
– Здоровяк Адриан тоже был к ним неравнодушен, как я помню. Думаешь, они родня?
– Возможно, – согласился Манфрид. – В общем, Крепыш Адриан говорил, дескать, его папы дедушкин дядин двоюродный брат – или другой какой-то родич – ушел в молодости в Арабию, и там было полным-полно мантикор.
Гегель нахмурился:
