до стыдливого сноса Ипатьевского дома в Свердловске (переименованном в СССР из Екатеринбурга в честь одного из главных инициаторов расправы с царской семьей), по крайней мере, в ряду «подвигов советских чекистов» ее числить стало как-то неудобно. Юровский или Ермаков могли еще долгие годы рассказывать уральским пионерам о своем «подвиге» и даже спорить до самой смерти, из чьего же героического револьвера была выпущена пуля непосредственно в царя, кто первым успел взвести курок. Но официальная советская пропаганда уже без крайней надобности об этой странице революции не упоминала, и было отчего. Понятно, что расстрел десятком здоровых и не очень трезвых в ночь казни чекистов безоружных людей в темном подвале, включая девушек-царевен, больного с рождения мальчика-наследника, да и самих уже лишенных всего, кроме обоюдной и явной любви, Николая с Александрой Романовых, даже на подвиг героев Гражданской войны не тянет.
А еще до этой ночи чекисты отделили князей Долгорукого и Татищева, якобы для отправки их под стражей в Москву, после чего чекист Никулин просто расстрелял их за городом. Там же рукоятками прикладов насмерть забили и захоронили нескольких учительниц и гувернанток царевен, к «проклятому романовскому роду» никак не принадлежавших. Здесь обычный угар революционного террора, даже конкретных политических целей защиты революции не преследовавший. Да и какими революционными интересами уральские чекисты и их московские начальники смогли бы оправдать убийство больного гемофилией мальчика или дочери царя, спустившейся в эту ночь в расстрельный подвал с котенком на руках. Их трупы затем чекист и бывший каторжник Ермаков на Коптяковской дороге в лесу отделил от трупов других членов царской семьи, облил бензином и сжег в лесной яме. Ермаков хотел сжечь и другие трупы, но белые уже стягивали кольцо окружения, и пришлось бежать, поэтому трупы царевича Алексея и великой княжны Марии найдены совсем недавно и отдельно от других в полусожженном виде.
Всеми этими действиями десятилетия спустя даже советской власти уже гордиться было не очень прилично. Добивающий штыком агонизирующих девушек пьяный чекист Ермаков, раздетые догола трупы, убийство с «царскими сатрапами» не только их менее родовитой прислуги, но даже в революционном запале и отстрел несчастных царских собачек. Проще оказалось постараться все эти детали замолчать, от греха в 1977 году разрушив и сам дом Ипатьева как мрачное напоминание о свершившейся в его подвале трагедии.
Да и убийство самого бывшего царя безо всякой судебной процедуры вряд ли имеет оправдание, ведь и он к тому времени никакой угрозы ленинской власти не нес, и даже пресловутой местью революционеров за прошлое здесь не пахло, он уже больше года был лишен власти и находился в руках бывших противников. Факт же необходимости сплочения кровью этих людей собственной большевистской когорты, бывший в 1918 году таким убийственным аргументом в устах Свердлова, с годами отхода
