доносов. И каких доносов?! Утверждал, что с ним сводят счеты скрытые враги советской власти, для которых он, боец-красноармеец, как кость в горле. После таких доносов число сомневающихся сокращалось, а количество сторонников – удваивалось.
Злые языки утверждали, что в годы массовых репрессий Кремлев своими разоблачениями немало людей отправил на тот свет.
Было одно странное обстоятельство, на которое почему-то никто не обращал внимания. Пока живы были командир и комиссар полка Красных Орлов на месте формирования, то есть на станции Гороблагодатская, ветераны регулярно собирались, но среди них никто и никогда не видел Бориса Кремлева.
Да и степень активности красноармейца Кремлева после смерти основных очевидцев тех событий, особенно после смерти командира и комиссара полка, настораживала. После того, как многих реальных свидетелей не стало в живых, Кремлев особенно бурно стал действовать, то есть все инстанции заваливать бумагами, требуя признать его официально участником гражданской войны. Как ни странно, признали, в конце концов, хотя в его деле никаких новых подтверждений не появилось.
Успокоился ли Кремлев, добившись своего? Черта с два! Он теперь стал писать во все инстанции, что незаслуженно обойден наградами. Не все, но некоторые пытались усовестить: скажи, мол, спасибо, что пошли навстречу и без документальных подтверждений признали участником. В ответ – десятками сыпались доносы: затирают, мол, его, активного защитника советской власти, его, проливавшего кровь.
И вновь добился Кремлев своего: к 60-летию октябрьской революции был удостоен боевой награды. И какой награды!? Ордена Красного Знамени!
Теперь и вовсе нельзя было от него отмахнуться. Потому что подписывал все доносы так: «Борис Кремлев, ветеран гражданской войны, краснознаменец». И, с формальной точки зрения, это была правда. Ведь теперь-то на руках у него были документальные подтверждения. Это ведь без бумажки ты букашка, а с бумажкой кто? Человек!
Борис Кремлев много написал на меня доносов. Вот последний.
22 апреля 1988 года. Выходит очередной номер моей газеты. Борис Кремлев, как один из самых внимательных читателей (называл себя даже рабкором, но я таковым его не считал, видя существенную разницу между газетной заметкой и кляузой-доносом), возмутился. Сел и написал в Свердловский обком КПСС на меня совершенно безграмотную жалобу: редактор, мол, допустил кощунство по отношению к вождю мирового пролетариата, не поместив портрета в день его рождения, и за такую политически вредную ошибку заслуживает самого сурового наказания.
Слава Богу, это был не 37-й год. Мне удалось кое-как, с минимальными потерями для газеты отвертеться.
По большому счету, конечно, это с моей стороны было безобразие. Ведь в номере не только не было портрета Ленина, который к этой дате присутствовал во всех других печатных изданиях, но и слова не сказано по случаю его дня рождения.
