что, берешь молочко, голубушка? – Загорелое лицо в лучиках морщин, разбегающихся от глаз, уголка рта и на лбу, замерло на вопросе, скрывающем надежду.
– Возьми, уважь: тяжко обратно тащить. – Бабулька заглядывала мне в глаза, ожидая ответную реакцию.
А я просто оторопела от такого сходства, которое становилось очевиднее с каждой минутой. Да я готова была купить у нее все что угодно, за эти мгновения, скользнувшие прямо на перрон из моего детства.
– Конечно, я беру, давно не пила настоящего топленого молока. Оно у вас с пенкой?
– А то, как же, знаю, что самое ценное в топленом молоке – она самая, пенка, вот она, родимая… – Бабулька принялась щебетать еще более оживленно, предвкушая, что тяжелая банка теперь будет обменяна на легкую и приятную бумажную денежку.
Тут раздался свисток машиниста, пассажиры засуетились, проводники закричали, созывая своих отдыхающих по вагонам. Бабулька благодарила и желала хорошей дороги, и потом еще постояла напротив окна, выхватив глазами мой силуэт и радостно махала, пока поезд не отъехал от станции.
Я махала ей в ответ, а слезы капали на ту самую пенку: слегка сморщенную от жара печки – совсем, как у бабуси…
****
Сквозь слезы мелькали воспоминания…
Еще год назад я была поглощена привычными и приятными мыслями и заботами, работая в перспективном отделе рекламы самого сильного завода концерна КамАЗ. Все было замечательно. Я не жила, я порхала и наслаждалась предвкушением поездки в столицу. Передо мной было целых две масштабных цели: поселиться ближе к дочери с внучкой и, по возможности, помогать им. Вторая цель: применить весь накопленный багаж знаний и опыта. Как-никак 30 лет старалась, уже было, чем гордиться.
Совершенно безобидная процедура ежегодного медосмотра не предвещала ничего особенного. Мы стайками передвигались из кабинета в кабинет, получая привычные подписи врачей. Но в кабинете гинеколога врач озадаченно поинтересовалась: «У вас есть кто-то дома? Вам нужно собрать вещи и срочно в больницу».
Это было удивительно: ведь у меня ничего не болело… Ну, рос немного живот, я считала, что от сытой жизни. А то, что рос он странно: в одном месте и уже выглядел, как бугорок, я на фоне общей жизненной радости просто не замечала.
Но слова и озадаченный вид доктора возымели действие: я напряглась и отправилась в стационар, где меня успокоили: пока это подозрение на опухоль, а она может быть доброкачественной. Но чтобы не запускать процесс, нужно ее удалить.
Это было сказано так спокойно, обыденно, что я восприняла сообщение, как визит к стоматологу для удаления зуба. Я даже шутила перед операцией: нельзя ли попутно удалить и жир с живота…
Воспоминания из реанимации обрывочны, запомнилась эйфория и легкость, пока действовал наркоз и сильнейшие боли, когда он отходил. Теперь я знаю, что такое «ломка»
