фантазии о Госпоже оказались семенами, упавшими на плодородную почву моего воображения. И в самонадеянности этим снам не откажешь. Госпожа прислала свой призрачный дух, чтобы успокоить глупого, измотанного войной и оробевшего солдата? Во имя небес, почему?
Так вот, это сияние воспарило надо мной и стало произносить успокаивающие слова, чуточку приправленные весельем: «Не бойся, Верный мой. Лестница Слез вовсе не ключ к империи. Пусть даже ее захватят – не беда. Моему Верному нечего опасаться. А Лестница – лишь путевой столб на дороге, ведущей мятежников к гибели».
Было сказано немало других загадочных фраз, причем весьма интимных. Это были отражения моих безумнейших фантазий. А в конце – на мгновение – из золотого сияния выглянуло лицо. Столь прекрасного женского лица я никогда в жизни не видел, хотя и не могу сейчас его вспомнить.
На следующее утро, за хлопотами в госпитале, я рассказал об этом сне Одноглазому.
– У тебя слишком богатое воображение, – буркнул он, пожимая плечами.
Одноглазый был очень занят – ему не терпелось выполнить все поручения и убраться. Любую работу он на дух не выносит.
Закончив свои дела, я побрел в главный лагерь. Голова была тяжелой, настроение паршивым. Сухой и прохладный горный воздух бодрил куда меньше, чем хотелось бы.
Настроение у солдат было таким же дрянным, как и у меня. Внизу на склоне перемещались подразделения Твердеца.
Победа в бою отчасти рождается из глубокой уверенности в том, что она неизбежна, какой бы скверной ни казалась ситуация. Эту уверенность Отряд сохранял в любых передрягах. Мы непременно находили способ пустить мятежникам кровь, даже когда армии Госпожи отступали. Но теперь наша убежденность дала трещину.
Форсберг, Розы, Лорды и еще десяток не столь тяжелых поражений. Поражение – обратная сторона победы. Нас преследовал тайный страх: несмотря на очевидные преимущества позиции на перевале, несмотря на поддержку Взятых, что-нибудь обязательно пойдет наперекосяк.
Возможно, командование само создавало такое настроение – или Капитан, или даже Душелов. Не исключено также, что боевой дух падал сам собой, как это уже было однажды.
Рядом со мной по склону спускался Одноглазый – унылый, мрачный, ворчащий под нос и ищущий драки, на худой конец – скандала. Тут ему и подвернулся Гоблин.
Этот соня только что выполз из-под одеяла, раздобыл тазик с водой и приступил к водным процедурам – он у нас педантичный старый хрыч. Одноглазый не упустил возможности выместить свое гадкое настроение. Он тут же забормотал незнакомые мне слова и причудливо задергался, изображая нечто вроде смеси балетного танца с воинственной пляской дикарей.
И вода в тазике у Гоблина изменилась.
Мой нос учуял эту перемену с расстояния аж в двадцать футов. Тазик был заполнен чем-то зловеще-коричневым, на поверхности плавали тошнотворные зеленые комки. Страшно даже глядеть, не то что притрагиваться.
Гоблин, сохраняя величавость
