бы к вам, чтобы позавтракать, к примеру, у вас, как вы и предлагали мне сейчас, и до этого тоже предлагали, что было бы мне менее хлопотно и гораздо удобнее. А потом попросил бы вас сходить ко мне за одеждой и прямо от вас пошёл бы на работу. Тогда никакой этой глупости не произошло бы. Мы бы ничего о таком и не узнали бы.
Вот, к примеру, я на работе всегда и ко всему готов. У меня есть подчинённые, которых я могу вызвать к себе в любой момент. В конце концов, позвонить на охрану. В моём кабинете три телефона: городской, местный и диспетчерский. По диспетчерскому мне может в любой момент позвонить начальник отдела и даже сам генеральный директор объединения. А это ого-го какая шишка. Он, между прочим, член бюро обкома. Я тоже могу набрать начальника отдела. А если потребуется, если будет такая необходимость, надеюсь, вы понимаете… Ко мне постоянно приходят и уходят люди, сообщают, обсуждают, приносят документы. Я всегда начеку, отдаю себе полный отчет в происходящем. Так что там такая история доставила бы мне полное удовольствие. Да она и не могла бы там произойти. Как эти люди прошли бы через проходную «Базальта»? Они ведь не предъявили никаких документов. У них, может, и нет никаких документов. Ну ничего. Всё закончилось. Откровенно говоря, я совсем не хотел об этом с вами говорить. Просто мне интересно узнать ваше мнение, мнение женщины, прожившей большую жизнь, вы – настоящее воплощение опыта и мудрости нашего народа. Мы всегда ищем опору в народе, который выстрадал и перенёс на своих плечах все муки и испытания родной земли. И раз уж у нас такое единодушие, давайте скрепим его дружеским рукопожатием.
КГ встал, протянул руку и посмотрел на женщину долгим испытующим взглядом. Мадам Гаулейтер тоже встала. Она была очень смущена – главным образом из-за того, что она почти ничего не поняла из того, что Борис ей сказал.
– Главное, вы уж не переживайте так, не убивайтесь, Борис Илларионович, – сказала она и в её голосе звучали слёзы. Сказала очень прочувствованно, но почему-то забыла пожать его руку.
– Я и не переживаю. Вроде бы так.
Борис внезапно почувствовал, как на него навалились усталость и разочарование – с какой стати, разве ему нужно сочувствие этой недалекой женщины? – не нужно, совсем не нужно, с какой стороны ни посмотри.
Перед уходом он спросил:
– Вы не знаете, Марина Толоконникова дома?
– Нет её, – резко ответила Евдокия Прокопьевна. После некоторой паузы последовала запоздалая вымученная улыбка, мадам Гаулейтер попыталась сгладить свой резкий тон:
– Она в конторе и приходит довольно поздно. Почему вы спрашиваете, может, ей что-то передать?
– Да нет, я хотел сказать ей несколько слов.
– Но она поздно приходит, уж не знаю, чем я могу вам помочь.
– Это неважно, – сказал КГ, грустно опустив голову. – Я просто хотел извиниться перед ней за то, что эти люди набедокурили в её комнате.
– Да
