удовольствие.
– Знаешь, всякий раз, когда я тебе писала или получала твои письма, я не могла себя сдержать, чтобы не…
– Довольно. Я делал то же самое.
Он был хмур и зол. Странные вещи их возбуждают! Ведь писали они об интервенции в Латинскую Америку, о турецкой резне, о новом кабинете тори…
– Где мы?
– У моей подруги княгини Эстергази. На вилле никого нет, кроме нас.
Это его успокоило. Хотя Долли врет не моргнув глазом.
– Итак, ты меня предала?
– Разве я вольна выбирать? Государь решает, какой политики держаться.
– Говорят, ты пишешь этому Каннингу речи для выступления в парламенте? – Меттерних презрительно скривился.
– Бывает, – не без гордости кивнула женщина. – Поверь, он и сам не дурак.
– Верю, раз выбрал тебя.
– Все наши выборы обусловлены интересами держав. Лондон хочет сближения с Петербургом, и только. Я приехала узнать, не присоединится ли Вена к возможному альянсу против турок?
Меттерних запрокинул голову и расхохотался.
– Предлагаешь мне третьим поучаствовать в вашем свальном грехе?
– Ты все еще дуешься, – обиженно констатировала Долли.
Клеменс почувствовал, что у него вот-вот начнется истерика.
– Я не дуюсь! Я не ревнив! Тем более в политике. Но есть же принципы! Есть взвешенная, хорошо отлаженная система. Покойный царь Александр был ее горячим сторонником. И вдруг все меняется. В одночасье новые цели. Это непоследовательно!
– Не лукавь. – Голос Долли зазвучал холодно. Она встала и накинула на плечи голубую турецкую шаль. – Ты прекрасно знаешь, что России невыгодна та система, которую вы предлагаете. Думаешь, в Петербурге неизвестны твои отзывы о политике Александра? Не ты ли говорил, что, следуя принципам Священного Союза, покойный государь разрушил все, созданное до него Петром и Екатериной? Не ты ли, услышав о новом царе, сказал, что медовый месяц кончился?
– И что? – Клеменс смерил собеседницу презрительным взглядом. – Мало ли кто что говорит? Важны реальные выгоды. Моя страна стремится к поддержанию статус-кво на Балканах. Почему, ты знаешь. И когда-то была в восторге от такой политики.
– Все меняется, – парировала Долли. – В империи Габсбургов много славян. Вы боитесь, как бы, узнав, что по турецкую сторону границы их сородичи получили независимость, они тоже не взбунтовались. Вот основа твоего легитимизма. Это дипломатия трусов.
– Недавно ты находила ее разумной.
Клеменс чувствовал, что его оскорбляют, и от этого еще больше заводился. Наверное, Долли делала это намеренно, потому что через минуту они снова оказались друг на друге.
– Помнишь, как ты пришла ко мне первый раз? Это было в ложе, в театре. У тебя был жар.
– А помнишь, после Вероны я родила сына, и все
